Юрий Чурбанов: «Я расскажу все как было…»

Может быть, я мог бы помочь им получить благоустроенные квартиры где-то в центре. Но в отличие от того, что пишут наши газеты, я подобными вопросами никогда не занимался; так как по существующим в Москве нормативам та площадь, которой располагали мои близкие родственники, была вполне достаточной и, понимая это, они никогда ко мне с подобными просьбами не обращались.

Не могу сказать, что в школьные годы я был образцовым пионером и никаких ребячьих шалостей не совершал. Но и на учете в детской комнате милиции я, конечно, не состоял; а вот остаться на второй год однажды пришлось — это было в седьмом классе, когда мы переехали из одного района Москвы в другой.

Отец — старый партийный и советский работник; когда я оканчивал школу, он работал председателем райисполкома Тимирязевского района Москвы. В районе было четыре института, в том числе и знаменитая Сельскохозяйственная академия. Мать очень просила устроить меня хоть куда-нибудь, но отец наотрез отказался. Он сказал так: «До тех пор пока ты не познаешь рабочий коллектив и не поймешь, чем он живет, тебе в институте делать нечего». И я попал в ремесленное училище.

Есть в Москве завод «Знамя труда», прежде это был «почтовый ящик», сейчас его «рассекретили». Вот при этом заводе находилось «базовое» ремесленное училище, где я стал осваивать профессию слесаря-сборщика авиационных узлов. Не скажу, что все давалось легко, но жили мы в ремесленном по-своему весело.

Разумеется, как каждому пацану, мне были нужны карманные деньги — на кино, на мороженое. Родители не имели возможности щедро одаривать: нас в семье было трое детей. И вот во время каникул я собирал ватагу ребят, мы ездили на станцию Москва-Казанская разгружать вагоны с овощами. Так зарабатывались деньги на карманные расходы. А то, что бригадир разрешал нам набивать свои сатиновые шаровары яблоками и уносить их с собой, — так я все приносил на родительский стол.

Помню одного мастера, который со стипендии отбирал у нас по «трешнику» — себе на выпивку. Собрав «мзду», он недели две был в загуле, а потом все повторялось снова. Боже мой, как мы его ненавидели! Стипендия была 23 рэ, а тут еще неизвестно зачем нужно было трешку выкладывать. Обидно до слез, но все давали и молчали. Я тоже молчал. Почему? Не знаю…

Окончил училище — и меня направили на авиационный завод. Тут я неплохо зарабатывал, и все до копейки приносил домой, в общий котел, так у нас было принято. В бригаде сборщиков я был самым молодым, первое время пришлось тяжело, а потом втянулся — и ничего.

Через два года, в 1957-м, комитет комсомола завода рекомендовал меня для работы на Московском фестивале молодежи и студентов.

Это были незабываемые дни. Они оказались настолько яркими, что их можно вспоминать поминутно, — ведь именно тогда к нам впервые приехали делегации Америки и Израиля, мой Ленинградский район над ними «шефствовал». Славные были ребята, их все интересовало: от наших помоек, на которые они, надо сказать, были «запрограммированы», до архитектуры Кремля. Правда, помойки им быстро осточертели, да и мы от них почти ничего не скрывали, никого не опекали: рано утром уезжали на заводы и фабрики, в пионерские лагеря — и весь день был в их распоряжении. Не хочешь добираться на автобусе — возвращайся пешком, только не забудь, где твоя гостиница. А забудешь — тебе покажут…

Меня тянуло на комсомольскую работу. Фестиваль закончился, и я вдруг получил лестное для себя предложение — стать инструктором Ленинградского райкома комсомола Москвы. Еще в ремесленном меня избирали заместителем секретаря комитета ВЛКСМ училища; работая на заводе, входил в состав цехового бюро и, кроме того, активно участвовал в общественной жизни заводской молодежи. Видимо, в райкоме комсомола это заметили.

Сразу скажу, что я всюду соприкасался с интересными, порядочными, исключительно положительными людьми. Общаясь с ними, кроме пользы, я ничего для себя не извлекал; то есть вот этой тяги к наживе у меня никогда не было, да и быть, я думаю, не могло. Хотя комсомольские работники тех лет получали очень скудную зарплату, а семейные ребята просто еле-еле сводили концы с концами.

Потом, в 1961-м, по решению МГК КПСС я первый раз был направлен на работу в органы внутренних дел. Не могу сказать, что шел с удовольствием, но это было партийное поручение. Сначала работал инструктором по комсомолу политотдела Главного управления мест заключения РСФСР, затем был переведен помощником начальника политотдела Управления мест заключения по Московской области; а потом меня снова взяли на комсомольскую работу — в аппарат ЦК ВЛКСМ. То есть выслуга лет в комсомоле у меня достаточно большая.

В аппарате ЦК ВЛКСМ я был инструктором, заведующим сектором отдела пропаганды. Это был тот самый сектор, который, хотя и назывался «по работе с подростками», но на самом деле занимался предупреждением и профилактикой различного рода правонарушений среди детей и подростков.