Но Изяслав, уже знавший о переговорах Святослава с Юрием, правильно расценил его слова как прямое нарушение прежних договоренностей и разрыв мирных отношений. Он послал к Святославу новое посольство: «Брате, хрест еси честьныи целовал ко мне, ако со мною быти, а ворожду еси про Игоря отложил и товары его (то есть обещал не мстить за Игоря и не требовать возвращения его имущества. —
Никакого впечатления на Святослава Ольговича эта тирада не произвела. Вместе со своими полками он поспешил присоединиться к Юрию Долгорукому, который расположился у села Ярышева (по всей вероятности, в Вятичской земле). 6 августа, в «Спасов день» (праздник Преображения Господня), князья встретились. «И ту Святослав позва и (Юрия. —
Святослав приехал к Юрию в сопровождении жены, которая была на сносях. Рано утром следующего дня княгиня разрешилась от бремени дочерью, получившей в крещении имя Мария. Летописец особо отметил это событие, кажущееся совершенно неуместным в условиях начавшейся войны. Но жизнь есть жизнь. Военный поход, который для многих его участников мог стать последним, символическим образом начинался с появления на свет новой жизни.
Юрий продолжил путь 7 августа: «поиде… наперед с вое своими». На следующий день вслед за ним выступил и Святослав Ольгович. Союзники отправили послов к черниговским князьям Давидовичам, предлагая им присоединиться и вместе воевать против Изяслава Мстиславича. «То нам ворог всим Изяслав, — говорил им Святослав Ольгович, — брата нашего убил». Гибель Игоря оставалась для него незаживающей раной. Но Давидовичи не решились преступить крестное целование, данное киевскому князю. Их ответ Юрию поражает образностью и, очевидно, выстраданным желанием хотя бы на сей раз сдержать обещание: «…Целовала есве крест к Изяславу Мьстиславличю, с теми же хочеве быти,
Юрий действовал весьма осмотрительно и не торопясь, стараясь не оттолкнуть от себя возможных союзников. Он занял Вьяхань (в верховьях Сулы), затем подошел к Белой Веже (в верховьях Остра), где и остановился, «съжидаюче к собе половець». Такое расположение его войска — в Задесненье, в пределах Черниговской земли, но у самых границ Переяславского княжества — давало ему несомненные выгоды. Он мог угрожать как Чернигову, так и Переяславлю и Киеву. Недалеко, в устье Остра, находился Городец Остерский, жители которого по-прежнему хранили верность ему и его сыновьям.
Один из эпизодов этого похода впоследствии дал повод к созданию благочестивой легенды, вошедшей в состав Киево-Печерского патерика. Половцы из рати Юрия Долгорукого, действовавшие вместе с его престарелым тысяцким Георгием Шимоновичем, напали на некое село, принадлежавшее киевскому Печерскому монастырю. Произошло кровопролитное сражение, и половцы бежали прочь. «И видехом град высок издалеча, — рассказывал позднее сам Георгий Шимонович в наставление своим детям, — и абие (быстро. —
По словам летописца, Юрий ожидал «от Изяслава покорения». Не дождавшись, однако, никаких вестей, он двинулся к Переяславлю. («Ту ти ему прити, — приводит его слова летописец, — да негли ту покорится».) По пути, у реки Супой — последнего серьезного водного рубежа перед Переяславлем, — к нему и присоединились князь Святослав Всеволодович со своим полком, а также «многое множество» «диких» половцев. Войска перешли Стряков, речку близ Переяславля, и остановились у Кудинова сельца. Эту очередную остановку Юрий, по всей видимости, использовал для того, чтобы вступить в тайные переговоры с переяславцами и постараться переманить их на свою сторону.