Юрий Долгорукий

Княжеский судовой караван двигался вверх по реке Ловати неторопливо, несторожко. Да и от кого было сторожиться? Ведь новгородцы отпустили князя со всей приязнью, а до рубежей Смоленского княжества, извечной вотчины Мстиславичей, было рукой подать - вёрст триста. Для русского человека, привыкшего к немереным просторам своей земли, триста вёрст не расстояние!

Князь Святослав Ольгович коротал скучные путевые дни в беседах с посадником Якуном. В Новгороде всё было некогда, утонул князь в непрестанных заботах и хлопотах, а тут можно было без торопливости поговорить и по достоинству оценить собеседника.

Мудрым и прозорливым мужем оказался Якун Мирославин, хотя его пророчества порой и огорчали князя. Предвидел Якун многие новгородские мятежи и возможное возвышение Юрия Владимировича Ростово-Суздальского. Осторожно намекал, что тихое сидение Юрия в Залесской Руси только до времени... Переменится власть в Киеве, и снова начнёт Юрий подминать под себя Новгород. А может, и раньше это произойдёт, ибо много осталось у Юрия в Новгороде тайных доброхотов...

Прокопий больше отмалчивался, но по всему было видно — неспокоен брат посадника, чем-то встревожен. На длительных береговых стоянках (княжеские ладьи причаливали к берегу задолго до заката и снова отправлялись в путь близко к полудню - не торопились) Прокопий посылал в подкрепление княжеским сторожам своих боевых холопов с десятниками. Княжеские сторожа несли службу лениво, больше дремали, чем в темноту вглядывались, люди же Прокопия исправно бодрствовали всю ночь, глаз не смыкая.

Всеволод даже сердился:

   - От кого сторожишься, боярин? По своей, чай, земле идём!

   - Была своя, а ныне не знаю, чья... - угрюмо басил боярин.

И накликал-таки неразговорчивый боярин беду. Возле городка Холма нагнали Всеволода быстрые новгородские ладьи, с боков обежали и поперёк реки встали.

Суровый седобородый муж в ратных доспехах прокричал с новгородской ладьи, чтобы выдали Якуна и Прокопия, а самому князю путь чист.

Боярский сын Обрядко, тиун Святослава, пробовал было отнекиваться: ничего-де о Якуне с Прокопием мы не ведаем, с собой в ладьи не брали (беглые бояре тем временем сидели под палубой, в потайной каморке). Однако новгородский муж был настойчив:

   - Не срамите своего князя. Доподлинно известно, что Якун и Прокопий с вами. Не выдадите добром - сами обыщем все ладьи и возьмём неволею.

Пришлось подчиниться.

Якуна и Прокопия тут же заковали в железа и повезли в Новгород.

На берегу изменных бояр встретила разгневанная толпа вечников. Били их смертным боем и хотели с моста в Волхов скинуть, едва епископ Нифонт от казни отмолил, поручившись, что впредь против Новгорода злоумышлять не будут. Взяли с изменников превеликие виры (с Якуна - тысячу серебряных гривен, с Прокопия - пятьсот) и посадили в крепкое заточение. Сторожами были назначены чудины, упрямые и несговорчивые тюремщики, чтобы не могли доброхоты Якуна стражу совратить и с опальными боярами сноситься.

А дальше началось самое непонятное.

В Киев отправилось новгородское посольство, епископ Нифонт с боярами. Наказано было послам, чтобы просили великого князя Всеволода Ольговича отпустить в Новгород своего сына Святослава. Святослав в то время сущим младнем был. Вроде бы есть в Новгороде князь и вроде бы нет князя - новгородским властям полная воля...

Не успело новгородское посольство до Киева добраться, как нагнало его другое посольство с другим наказом. Теперь новгородцы просили великого князя, чтобы ни брата, ни сына в Новгород не посылал, потому что связаны новгородцы прежним крестоцелованием - никого, кроме Мономаховых детей и внучат, на княжение не звать. Просили новгородцы отпустить к ним Святополка Мстиславича, князя-изгоя, который шатался меж чужих княжений, а своего не имел. Только тем и славен был Святополк, что породнился с великим князем Всеволодом Ольговичем - были они женаты на родных сёстрах.

Новгородские хитрецы рассудили, что против своего шурина Святополка, хоть тот и Мстиславич, великий князь особенно возражать не будет - всё-таки родственники!

На всякий случай послы многозначительно намекнули, что могут и к Юрию Владимировичу Ростово-Суздальскому переметнуться:

- Если не хочешь Юрия и детей его в Новгород допустить, то пошли к нам шурина своего Мстиславича!

Всеволод не хотел ни того, ни другого. Незадачливого Святополка Мстиславича, который начал было сам сноситься с новгородскими послами, велел схватить и вместе с епископом Нифонтом и боярами всадить в земляную тюрьму в Берестове.

Не уступал великий князь, упрямились и новгородцы.

Девять месяцев оставался Новгород без князя!

Новгородские мужи начали опять сноситься с князем Юрием. Позвали из Суздаля беглых бояр Судилу, Нежату и Страшка, приняли их с честью, а Судило Иванковичу даже отдали посадничество.