Юрий Долгорукий

К Киеву сходились с большими полками князья Игорь и Святослав Ольговичи, князь Владимир Давыдович, князья Изяслав и Ростислав Мстиславичи, князь Святополок Новгородский сам не явился, но прислал немалое войско с воеводой Невериным. Даже князь Вячеслав Владимирович Туровский пришёл со своей невеликой дружиной, не осмелился ослушаться великокняжеского приказа, хотя ему этот поход был и вовсе ни к чему: Владимирко был его внучатым племянником. Польский король Болеслав, зять великого князя, тоже войско прислал. А Изяслав Давыдович отправился за Донец - к союзным половцам. Превеликая собиралась рать, с такой ратью на греческого императора наступать, а не на какого-то мизинного князишку Владимирка!

Эта несоразмерность между многолюдностью великокняжеской рати и мизинностью противника убеждала Юрия, что Владимиркова дерзость - только повод для Всеволода Ольговича показать свою силу и подчинённость других русских князей.

Если так, то великий князь достиг желаемого!

А сам поход закончился, едва начавшись.

Князь Владимирко устрашился несметной великокняжеской силы, сам явился с покаянием в шатёр Всеволода Ольговича и был принят с миром. Всеволод проявил снисходительность и милосердие, объявил: «Ты мне и всей братии крест ныне целовал, что тебе не быть противным, я тебе вину отпускаю. Но впредь злоречить старейшую братию не дерзай!»

С Владимирка взяли на покрытие военных расходов тысячу двести гривен серебра и поделили между князьями-союзниками. Все остались довольны: и великий князь, явивший Руси своё могущество, и остальные князья, ублаготворённые Владимирковым серебром, и сам князь Владимирко, благополучно возвратившийся в свою отчину и легко выбивший из Галича вошедшего было туда двоюродного брата Ивана.

Великий князь Всеволод Ольгович, отпировав и отдохнув от ратных трудов, вдруг озаботился устройством жизни дочерей покойного князя Всеволода Мстиславича. Его хлопотами одна дщерь Всеволода Мстиславича была выдана за князя Владимира Давыдовича Черниговского, другая - за Владимира Ярославича Елецкого.

Ещё два родственных узелка связались между Ольговичами и Мстиславичами...

Князь Юрий Владимирович смотрел на сближение Мстиславичей и Ольговичей с некоторым сомнением. Не может Изяслав Мстиславич отказаться от великого княжения, тако же и Ольговичи, младшие братья великого князя Всеволода, тоже не откажутся. Но пришлось поверить. Великий князь, с другими Ольговичами и Давыдовичами, отправился в новый поход на Волынь (неугомонный Владимирко снова замятежничал, взял великокняжескую вотчину град Прилуки!), а в Киеве оставил сберегателем града... Изяслава Мстиславича, столь доверять ему стал!

Казалось бы, всё наконец устоялось на Руси. Великий князь — в полной силе, соперник его бывший Изяслав с братией - в единачестве и доверии. Вздохнуть бы людям с облегчением...

Ан нет! Не было покоя в людских душах, грозные небесные знамения предупреждали о грядущих потрясениях. Потаённый смысл знамений был людям непонятен, а оттого тревожен вдвойне.

...Около Котельницы была такая жестокая буря, о какой раньше и не слыхано, многие домы совсем разорило, людей и скот побило, жито из гумен разнесло, паче же всего было дивно, что бороны, на полях оставленные, подняло и снесло в болота и леса...

...В земле Киевской было видимо за Днепром ужасное знамение: летел с неба великий круг огненный, потом переменился, и в середине его явился змей...

...В неделю Пасхи выпал в Киеве такой великий снег, что коню по чрево было и останавливались обозы посреди полей, не в силах пробиться сквозь великие снеги к стольному граду...

Лето шесть тысяч шестьсот пятьдесят четвёртое[118] оказалось последним в земной жизни великого князя Всеволода Ольговича. На исходе июля - месяца сенозорника, страдника — Всеволод тяжко разболелся и, предвидя кончину свою, позвал братьев Игоря и Святослава.

Князья Ольговичи вборзе приехали и разбили воинские станы у Вышгорода, вблизи стольного Киева, но в город не въезжали - ждали знака от старшего брата.

Великий князь собрал знатнейших киевских мужей - сказать свою последнюю волю. Не о спасении души заботился Всеволод Ольгович - о земных делах.

Негромко, но твёрдо объявил боярам:

   - Ныне я болен и вскоре отойду к отцам нашим... На место моё назначаю Игоря, но хочу ведать и ваше о том рассуждение...

Сказал и даже приподнялся на постели, вперив в киевских мужей ожидающий взгляд.

Видел - нет в киевских вельможах единомыслия.

Вздыхали мужи, прятали глаза от княжеского вопрошающего взгляда. И соглашаться им не хотелось, потому что в Киеве Игоря Ольговича не любили, и возражать было боязно: за дверями дружинники бряцали оружием, да и двор был полон вооружёнными людьми. Сдерзишь - великий князь раньше себя в Царство Небесное проводит!

Стояли, молчали.

Наконец вперёд выступил боярин Улеб, муж прямодушный и бестрепетный, немногими словами приоткрыл сомнения киевских мужей (многие тако же сказали бы, но не осмеливались):