Юрий Долгорукий

Юрий Владимирович пригнулся к оконцу - смотрит, как боярыня идёт по двору. На Тишкино негромкое – «Дозволь, княже, ручничком оботру» - встал, шагнул навстречу, приобнял верного холопа за плечи:

- Хорошо-то как, Тиша!

Хотел Тишка по-дворовому пошутить, что после хорошей бабы всегда хорошо бывает, если только муж не застанет, но не осмелился, заулыбался только - широко, радостно.

Счастье верного слуги - в господской радости. Счастлив был Тишка княжеской радости и мимолётной княжеской ласке и благодарен боярыне, подарившей князю эту радость. Мужем стал Юрий Владимирович не только по разуму и достоинству, но и по естеству, и он, Тишка, к этому хоть с бочку, но причастен. Такое не забывается!

О том же думал боярцн Василий, покачиваясь в седле рядом с князем по дороге в Ростов. Ничего не сказал ему Юрий, но чувствовал боярин, что ещё ближе стал князю, отодвинув в сторонку и всесильного ростовского тысяцкого Георгия Симоновича, и родовитого Фому Ратиборовича, и велеречивого духовника Савву. Хотя, казалось, куда уж ближе: с первого судового пути неотлучно был Василий при князе - и товарищем в играх, и советником, и доверенным слугой. Это со стороны могло показаться, что Василий - только княжеский постельничий. А сведущие люди знали, что давно уже доверяли князь и тысяцкий смышлёному сыну боярскому Василию самые-самые сокровенные, тайные дела, и всё больше невидимых нитей из своих и чужих городов тянутся к Василию, чтобы соединиться воедино в утреннем докладе князю. «Тайных дел воевода!» — шутливо называл себя Василий. И в этой шутке была большая доля правды.

За удачи в тайных делах был пожалован Василий боярским чином, многим значительным людям на зависть и удивление.

Всё на Марьином гостеприимном дворе получилось так, как задумал Василий. Одного он не сумел предугадать: что окажется Ульяна для князя не мимолётной утехой, а сердечной привязанностью. Когда Юрий Владимирович бывал в Ростове (жил-то князь больше в Суздале), обязательно гостевали на Марьином дворе. После застолья уходил Юрий в ложницу к Ульяне и оставался там до утра. Кроме Тишки, никому в ложницу доступа не было, да и Тишку звали редко, квасу принести или ещё чего. Боярина Василия князь брал с собой в гости редко, да и Марья только встречала гостя и уходила в свою ложницу, будто не она на дворе хозяйка, а сестра Ульяна.

Потом и вовсе переехала Ульяна в Суздаль. Каморку ей выделили рядом с княжеской ложницей. А что стенка между ними была, так то не помеха. Прорезана в стенке потайная дверца, от постороннего глаза прикрытая ковром. Юрию и за порог не надо выходить, чтобы встретиться со своей любушкой.

На людях Юрий вместе с Ульяной старался не показываться, однако к вечернему застолью, если не было посторонних, звал Ульяну часто. Сидели они рядышком во главе стола, как муж и жена. На осторожные намёки боярина Василия, что надобно бы поостеречься недоброй людской молвы, Юрий внимания не обращал.

Но когда в Суздале пошёл шепоток, что князь едва вышел из отроческого возраста, а уже с боярской вдовой как с венчанной женой живёт, Юрий призадумался. Нехорошо получалось, для княжеской чести стыдно.

Тогда-то и отправили Ульяну в Кидекшу, ключницей на княжеский двор. Разумно посоветовал боярин Василий: по месту близко, полчаса на коне, а от любопытных глаз - далеко.

И раньше князь Юрий Владимирович часто наезжал в Кидекшу, а теперь и вовсё больше жил в своём новом граде, чем в Суздале. Почасту так бывало: утром приедет князь в суздальский дворец, посидит на совете с боярами, послов примет или доклады тиунов послушает, а после обеда - обратно.

А этой осенью, едва развязались неотложные дела, отъехал Юрий в свою любимую Кидекшу и задержался до зимы. Со двора почти не отлучался. Видно, хватало князю утехи в своём собственном тереме.

Ульяна словно расцвела, по двору не ходила - порхала, одаряя встречных счастливой улыбкой. И люди улыбались ответно. Лишь завистливые на чужое счастье не радуются, а завистник и сам себе не мил...

Разве кто мог знать, что из Переяславля уже едет гонец и что Мономахово слово, которое он привезёт, положит конец счастью Ульяны?

4

Гонец нагрянул в Суздаль поздним вечером, когда городские ворота были уже на крепких запорах. Сопровождавшие гонца дружинники дерзко застучали в ворота древками копий. Воротные сторожа, услышав, что приехали люди Владимира Всеволодовича Мономаха, кинулись открывать высокую — чтобы на коне можно проехать — калитку. Приезжие по одному протискивались в калитку — заиндевевшие, ссутулившиеся в сёдлах.

Стоял уже декабрь, холодный и вьюжный, и приближались Никольские морозы, знаменующие неотвратимость зимы. Недаром в народе говорили: «Хвали зиму после Николина дня!» В этот год зима пришла прямая, снежная, без поганой оттепельной мокрети. Богатырская зима!