Читаем Юрий Долгорукий полностью

Заняв киевский стол, Юрий приступил к решению еще одной неотложной задачи — преодолению глубокого кризиса, поразившего церковную иерархию Киевской Руси. Как мы помним, он никогда не признавал законным избрание на митрополичью кафедру Климента Смолятича — ставленника его политического противника Изяслава Мстиславича. В соответствии с его собственными представлениями и представлениями многих других русских людей того времени, киевская кафедра оставалась вакантной с 1145 года, когда последний законный митрополит, грек Михаил, покинул Русь и уехал в Константинополь.

Климент Смолятич оставался на кафедре до тех пор, пока был жив его покровитель. После же смерти Изяслава Мстиславича ему пришлось покинуть Киев. Когда точно это произошло — сразу ли после прихода в город князя Ростислава Мстиславича, после смерти его соправителя Вячеслава Владимировича или, может быть, после скорого поражения Ростислава на Белоусе — сказать трудно. Во всяком случае, переговоры с победителем Ростислава князем Изяславом Давыдовичем вел от имени киевлян каневский епископ Дамиан — а это свидетельствует об отсутствии к тому времени митрополита в Киеве. Климент нашел пристанище на Волыни, у Изяславова сына Мстислава — одного из тех немногих князей, которые по-прежнему готовы были признавать его главой Русской Церкви.

Преодолеть церковный кризис можно было только в Константинополе, В столицу Византийской империи Юрий и направил посольство. Помимо известия о вокняжении его на Руси, посольство везло просьбу к императору Мануилу Комнину и константинопольскому патриарху Константину IV Хлиарену о назначении на русскую кафедру нового иерарха.

Князя Юрия Владимировича и прежде воспринимали в Константинополе как союзника — в отличие от давнего врага Империи Изяслава Мстиславича. Весть о его вокняжении вызвала здесь неподдельную радость. Император Мануил немедленно признал Юрия в качестве законного киевского князя. Младший современник Юрия и Мануила, византийский историк Иоанн Киннам (ум. после 1185), занимавший должность секретаря при императоре Мануиле Комнине и составивший официальную историю его царствования, впоследствии специально будет подчеркивать, что Юрий (Георгий) «занимал первое место» (в другом переводе: «обладал старшинством») «между филархами (правителями. — А.К.) Тавроскифии (Руси. — А.К.)»{322}.

На константинопольском престоле в это время также ощущалась явная нестабильность. За прошедшие четыре года здесь сменился уже третий предстоятель, причем до сих пор никому не удавалось продержаться более года (Константину IV это удастся: он будет занимать кафедру до 1157 года). Но просьба Юрия конечно же была уважена. Восстановление традиционной зависимости Киевской митрополии от Константинопольского патриархата отвечало интересам церковных властей Константинополя в еще большей мере, чем интересам самого Юрия. Русская епархия была самой большой из всех, подчинявшихся Константинополю, и одной из самых богатых. Из русских земель в столицу Империи шел заметный поток церковных сборов и денежных пожертвований, прервавшийся в годы святительства Климента Смолятича.

Известно, что император Мануил направил русскому князю собственное ответное послание{323}. Как полагают, оно касалось в том числе и вопросов, связанных с поставлением на русскую кафедру нового митрополита-грека. Выбор патриарха и императора пал на владыку Константина — человека весьма образованного и сведущего в сложных богословских вопросах, хорошо известного в церковных кругах. По его собственным словам, он еще раньше был знаком с Русью и, видимо, посещал ее.

Рукоположение Константина в сан киевского митрополита состоялось в константинопольском соборе Святой Софии не позднее конца 1155 года. 26 января следующего, 1156 года — уже в новом качестве — митрополит Константин выступал на заседании патриаршего синода с речью о жертвоприношении нераздельной Троице во время евхаристии (приготовления и преосуществления Святых Даров); эта речь легла в основу соборного постановления. Можно думать, что избрание на русскую кафедру столь авторитетного и опытного богослова свидетельствовало о серьезной озабоченности в Константинополе возможностью раскола в Русской Церкви{324}.

Вскоре о поставлении митрополита стало известно на Руси. И сам Юрий, и люди, близкие к нему по взглядам, восприняли это с очевидным облегчением. Казалось, открывается путь к преодолению церковного раскола.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное