Юрий Гагарин

Я, простой советский человек, коммунист, благодарен Советскому правительству, решившему послать меня первым. Считаю себя полностью подготовленным к предстоящему полету. Технику изучил и знаю хорошо. В ее работе полностью уверен. Теоретически также считаю себя полностью подготовленным к предстоящему полету. Здоровье хорошее. В успешном исходе полета не сомневаюсь.

Разрешите мне заверить Советское правительство, нашу Коммунистическую партию, советский народ в том, что я с честью выполню это задание, проложу первый путь в космос, если встретятся трудности, то преодолею их, как преодолевают коммунисты».

Теперь Юрий и Герман были на глазах у десятков людей. Мало сказать, что их берегли, рядом с ними старались лишний раз не дышать, и все же Юрий под видом, что повторяет инструкцию, вложил меж ее страницами маленький листок и написал записку, которую Валентина Ивановна обнаружила в его чемоданчике после прилета с космодрома, после той всенародной демонстрации, которую устроили Юрию москвичи. Быть может, он забыл о записке, поддавшись всеобщему ликованию. Но Валя по привычке разбирала чемоданчик после возвращения мужа. Вот там-то она и нашла то, чего не искала:

«Здравствуйте, мои дорогие и любимые, Валечка, Леночка и Галочка!

Сегодня Правительственная комиссия решила послать меня в космос первым… Доверила простому человеку проложить дорогу в космос. Через день я буду стартовать. Через день вы будете… («Что они будут делать в ту минуту, когда узнают о старте? Он спокоен, на технику. надеется».)… Но бывают вещи, что и на ровном месте человек падает, и если что случится… вырасти, пожалуйста, дочек не белоручками, не маменькиными дочками, настоящими людьми… Не забывай родителей. Береги, пожалуйста, наших дочек, люби их, как любил я, вырасти из них людей, достойных коммунизма. В этом тебе поможет государство.

Что-то уж слишком странное письмо, мне чуть стыдно за эту минутную слабость. Обнимаю, целую с приветом, ваш папа и Юра. 10.04.61 года».

Он представил их дом среди сосен, до поздней ночи не гаснущее окно, спящих малышек — что они еще понимали? А ведь он может и не вернуться. Что тогда? Валя ходит из комнаты в комнату, нервничает. То и дело включает радио. Он сказал ей — четырнадцатого, а вдруг раньше? Наверняка к ней заходят летчики, успокаивают. Но и в самом деле, как они будут жить без него? Как все это представить? Жизнь продолжается, а его уже нет. Девочки подрастут и спросят: «Мама, а где наш папа?» Что ответит она? «Ваш папа погиб при исполнении?..» Валя, Аленка, Галина… Приедет из Гжатска мать. Выдержат ли их сердца, если что-то случится, и правильно ли он поступает, по существу, не спросив никого? Да и сам-то он — видел ли жизнь? Ведь она только-только расправила ветки, наливается соком, и сейчас не война, чтобы идти в атаку, бросаться на амбразуру. Но быть может, это и есть пик его жизни? Та высота, до которой добирался все эти годы? Да нет, не добирался, — он не из любителей-карьеристов. На высоту его поднимали люди, много людей.

И пока сидел над листком завещания, за тысячи километров что-то передалось туда, где над заснувшими соснами тревогой светился огонек окна.

Стоило зазвонить телефону, Валя вставала и бросалась к трубке. Поставила аппарат у изголовья, чтобы быть готовой в любую минуту к любой страшной вести. В дверь позвонили, вошли трое военных, и с ними Павел Беляев.

— Что? Что случилось? — спросила она в напряжении, вглядываясь в лица, пытаясь хоть что-либо расшифровать. Почему они молчаливы и так загадочны? Может, Юра уже слетал и… не возвратился? Но Павел Беляев, роднее старшего брата, пожимает ее за локоть.

— Потерпи, Валюша, все будет скоро. Поверь, все будет отлично.

И ушли, и снова они втроем. Только будильник цикадно отчитывает секунды…

«Каманин. 11 апреля. Последние сутки до старта… Сергей Павлович Королев попросил почаще информировать его о состоянии космонавтов, об их самочувствии, настроении.

— Волнуетесь за них?

На мой вопрос он ответил не сразу. Видимо, сказывается привычка не бросать пустых, необдуманных фраз.

— А как вы думаете? Ведь в космос летит человек. Наш, советский, Юрий.

Помолчав немного, добавил:

— Ведь я его знаю давно, привык, он мне как сын.

Такой сердечной откровенности Сергея Павловича, обычно сосредоточенно-сдержанного, делового человека, я еще не видел. В час дня состоялась встреча Ю. А. Гагарина на стартовой площадке с пусковым расчетом. Юрий горячо поблагодарил присутствующих за их труд по подготовке ракеты, заверил, что он сделает все зависящее от него, чтобы полет явился триумфом для страны…»

Никто не помнит в точности, что он там сказал. Вряд ли он употребил такое слово, как триумф, — это уже от настроения самого Каманина. Юрий говорил, разумеется, проще, как рабочий с рабочими, и все удивились, каким все-таки на вид неброским и маленьким был тот, который завтра прославит страну. На сохранившейся фотографии Юрий стоит в окружении стартовиков в помятом, видавшем виды кителе, в погонах старшего лейтенанта — последний раз его видели просто летчиком.