Читаем Юрий II Всеволодович полностью

— И молвлю! — Данила снова водрузил шапку на голову, прокашлялся, скрывая волнение. — Не раз половцы разоряли нашу землю и уходили, не получив возмездия. А когда мы сами ходили к ним, то возвращались с добычей. — Тут Данила вспомнил о важных гостях, смущенно покосился на ханов, но продолжал недрогнувшим голосом: — Да, сами половцы не раз вели себя на нашей земле хищно и жестоко. Коли нынче други и сваты они нам, коли с нами заодно они, надо идти бить общего ворога, а не ждать его в своем отечестве. — Сказав все это скороговоркой, Данила опустился на колени, взглядом умоляя старших князей внять ему.

— Лучше нам принять их на чужой земле, на половецкой, чем на своей, где жены и дети наши и все добро наше — вся наша жизнь, — поддержал его князь черниговский.

— Аминь, истинно так? — заключил Мстислав Киевский. — Пока я нахожусь в Киеве — по эту сторону Яика, и Понтийского моря, и реки Дуная, татарской сабле не махать.

Решение идти в степь искать неприятеля так обрадовало ханов, что Бастый решил немедленно креститься, сказал на ломаном русском языке:

— Карош рус вера! Хачу к попу ходит.

Князья разъехались по своим уделам собирать воинство, чтобы затем собраться всем вместе на Нижнем Днепре близ местечка Оплешье.

Куда ни глянь — всюду весна зеленеет. Цветет, благоухает и в лесу, и на лугу, и в поле. Первая трель соловья, первое ку-ку зегзицы, первая гроза. Охота ли в такую пору тащиться на чужбину, где опасности, лишения, неизвестность? Ну, да ведь не впервой…

Со времен Святослава, ходившего войной на Царьград и Болгарию, не видел Днепр столь большого количества ладей. В каждой пятисаженной лодке умещалось по сорок-шестьдесят дружинников. Князья и воевода плыли на легких стругах, а вооружение, щиты, кольчуги везли в насадах — плоскодонных глубокосидящих судах с набоями на бортах.

Гребцы работали веслами на сменку, а когда тянул попутный ветерок, поднимали полсть из плотной ткани. Иногда шли без весел и без парусов — высокая полая вода несла суда очень ходко. Родные берега проплывали за бортом, воины провожали их глазами со смешанным чувством привязанности и прощания.

По воде стекались в Низовье киевляне, черниговцы, смоляне, волынцы, галичане. Еще тысяча галичан и волынцев со своими воеводами Домамерчем и Держикраем Владиславичем плыла по Днестру в море, чтобы из него войти в устье Днепра и подняться против течения до Олешья.

Курские, трубчевские, путивльские князья и воеводы вели свои полки сухопутьем на конях: верхоконные дружинники в седлах, пешцы — на телегах вместе с оружием и бронею.

И полпути еще не одолели, как встретились с татарами. Они ждали русских возле Заруба, небольшого городка у излучины Днепра, делавшего здесь резкий поворот на полуденную сторону.

Их было всего десять человек, один из них — толковин, способный перетолковывать с татарского на русский и половецкий. Он и одеждой выделялся: девять татар в одинаковых дорожных чапанах из грубошерстного сукна, а на нем драгоценное запашное платье из балдакина, шелковые и золотые нити которого переливались на солнце и невольно притягивали взгляд, так что русские поначалу приняли его за старшого. Оружия ни при ком не было.

Мстислав Киевский, Мстислав Удатный и Даниил Волынский пересели из ладей в седла и вместе с малыми дружинами приблизилась к татарам.

— Салям! Салям! — разноголосо приветствовали те.

Словно не слыша их, Мстислав Киевский спросил с нескрываемой угрозой в голосе:

— Кто прислал вас?

— Билге Чингисхан, — ответил один из скромно одетых татар, который и оказался главным в посольской группе, как потом выяснилось.

— Мудрый великий хан, — перевел татарин в балдакине.

— А ты кто есть?

— Мерген, багатур.

— Меткий стрелок и богатырь, — перевел толковин и от себя добавил: — Сотник, у него под началом сто нукеров, сильных дружинников.

— Где же твои нукеры?

Сотник небрежно махнул рукой в сторону степи.

— Нойон Субудай велел передать вам, что мы не хотим драться с русскими, потому что мы не на вас пришли, а пришли на холопов и конюхов наших, на половцев.

— А зачем же вы на нашу землю ступили? Тут ведь кругом русские города. Там вон, на закатной стороне — Торческ, Юрьев, на том берегу Днепра — Переяславль. А вниз по реке, где вы шли…

— Знаем, — перебил татарин, сообразив, куда клонит русский князь. — Мы шли мимо Корсуня, Канева и нигде даже курицы не тронули. Не хотим и дальше трогать вашу землю, ни городов ваших, ни сел ваших.

— А чего же вы хотите тогда?

— Мы хотим тогда, чтобы вы взяли с нами мир. А половцы если побегут к вам, то гоните их от себя, а товар их и все имения забирайте себе.

— Зачем же мы это должны делать? — вмешался Мстислав Удатный. — Я вот женат на половчанке, дочери хана.

— Но знаем мы, что половцы вам тоже много зла сделали.

— А вам-то они чем не угодили?

— Они с кавказскими народами дружили против нас, многих нукеров сразили стрелам.

— Да что их слушать? Гнать их без разговору! — не удержался пылкий юный князь Даниил.

Удатный легонько отстранил его, продолжал, тая подозрение:

— Не это же ли вы говорили половцам, когда они вместе с аланами защищали от вас свою землю?

Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века