Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма

Юра смеясь, рассказал такую историю. М. Маенова сказала, что Пятигорский стал совсем сумасшедшим. По докладу, который она слушала в Нью-Йорке. Хотя другой, американец, докладом восхищался. Сделав доклад, Пятигорский поблагодарил за внимание, «тем более, – сказал он, – что вы ничего не поняли». Этим замечанием он сделал высший комплимент, ибо понять и дурак может, а вот не понять… (78 г.).

* * *

Он рассказывал мне в Монине в связи с монографией Пушкина (…) что и дневники Вульфа нельзя читать буквально: это не перечень действительных событий, это то, как они друг друга воспринимали, какими хотели бы видеть события, etc. (78 г.).

* * *

Радегаст Паролек, чех, бывший выпускник нашего университета, рассказал мне в Праге, что там наконец выходит книга Ю.М. «Структура художественного текста», в переводе его жены Ольги и с предисловием Дрозды, которое подписал Паролек (!!). Книжка пролежала без движения 5 лет, потому что Лазарев из Союза (!!) его не выпускал. И как вообще в Чехии плохо, даже антисемитизм, которого никогда не было. Паролек, как и Ю., верил, что время всех разоблачит, «ведь они везде ставят свои подписи» (октябрь 78 г.).

* * *

Была и есть еще одна особенность наших отношений. Я всегда понимала (и сейчас), что он – натура исключительная, человек поразительно целеустремленный и чернорабочий в науке. При этом – профессор в 10 вечера бегает на вокзал (ибо все закрыто) за хлебом, за картошкой, после лекций его портфель с двумя томами академического Пушкина наполняется всем необходимым для насыщения 6 голодных взрослых человек. «Периодически бывают домработницы: два праздника: когда приходят и когда уходят…» (78 г.)

* * *

В день нашей годовщины дошли до Маяковской и простились в метро… говорил мне по дороге, что не ссоримся все 10 лет – и стало еще лучше, потому что «слишком долгий затяжной прыжок без парашюта – долго ждали» (27 января 1978 г.).

* * *

Бывает, говорит мне: «Я старик», и это кокетство, а бывает – правда. (1978 г.)

* * *

Юрочка приехал в пятницу – 22. Оказывается, 20 «собирал яблоки» (весь Университет на картошке, его кафедра яблоки собирала) и выехать не смог. (25 февраля 78 года.)

* * *

У Юрочки совсем нет денег – даже долг мне не отдает, и не помнит – сколько. Мне абсолютно не жалко этих 30 руб. (он говорит: то 10, то 25), но больно за него… М.б. он рассчитывал на ВААП (он звонил от меня, спрашивал, не поступили ли деньги, т. к. книжка вышла в Японии, Италии, статьи в Америке), но денег нет (25.2.78).

* * *

Я очень люблю нечаянные радости. Его доклад в Ин<ститу>те славяноведения 27 – в его последний день[138] был прекрасен. Я сидела и не могла наслушаться. О заграничном путешествии Карамзина по «Письмам русск<ого> путе<ешествен>ника». Я надеялась отдать ему завтрак на дорогу и бежать. А он – в 10 минут раскидал всех и ринулся бежать со мной. Была Оля Ревзина (это Ревзиновские чтения) с сыном, вел В.В. Иванов, было много молодых, Падучева, Шрейдер – из ВИНИТИ, Николаева и др. (…) Я сказала, что потрясена докладом, – он посмеялся, что я говорю ему то же, что он старому Зайончковскому после выхода очередной книги: каждая ваша книга лучше предыдущей. Но это все шутки, а серьезно – ведь он и сам знает, что доклад прекрасен. (30 марта 1978 г.)

* * *

«Иногда дома сижу, запершись в кабинете, и ничего не делаю, без мыслей, опустив голову. Забраться в свою нору, забыться» (4 марта 79 года).

* * *

«Вечером думаю иногда: не проснуться бы утром» (1979 г.).

* * *

«Надо жить с улыбкой и если меня не будет. Надо уметь в жизни терять. Только улыбающиеся люди могут помочь другому. Надо помогать. Есть Федя[139]. Надо хотеть новое платье. Надо иметь мужество жить» (4 марта 79 г.).

* * *

«Я был счастлив, много прожил, ты не должна страдать, если я умру. Поплачь, конечно, но не терзай себя». Это уже не в первый раз (2 июля 79 г.).

* * *

Карамзин двигается с трудом: много исправлений, куда-то потеряли часть комментария, котор.<ый> делал Генин? (нрзб). Нигде не могут найти – ученые! Сказал дома, что поехал в Москву «реанимировать» Карамзина (2 июля 79 года).

* * *

Редко бывает у родителей на кладбище. Трудно на Охтинском найти могилу. А недавно – быстро нашел, словно кто-то вел его. Потом зашел в церковь. Позавидовал работягам на кладбище, они там сидели и водку пили. Захотелось к ним. Нет, он не будет как Эфроимсон (генетик, дядя Пятигорского)… Тот в 70 лет каждый день ему говорил в Ленинке: «Так хочется быть бродягой, одному, ни с чем не связанным (шутишь, как только вши заведутся, быстро убежишь!), бродить по свету». Ю. устал от ответственности, от необходимости быть сильным, всех утешать. Все время грозится бросить заведование кафедрой Валерий Ив. Беззубов – интеллигент, не выносит хамства. Юра его отпаивает коньяком. А на фронте – когда оставался один – тогда легко. В ранце всегда книги. Учил на войне французский (июль 79 г.).

* * *

Юра так легко и весело вспоминает войну, свою молодость (7 июля 79 г.).

* * *