Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма

Получил твое письмо с двумя открытками – твоей и Марины. Марине передай мою самую сердечную благодарность. Письма пришли быстро – 8-го февраля, а отправлено 24.1. Это не так уж много.

У нас пока все спокойно, если не предъявлять к этому слову слишком больших требований, особенно в смысле прогнозов. Но ведь информативность и предсказуемость противоположны. Леша на десять дней уехал в Швецию на конференцию по проблемам охраны природы и загрязнения среды. А чтобы мне не было скучно, Кая и дети переехали ко мне. Вообще Кая меня трогательно опекает. Кроме того, Миша, как я, кажется, писал, перешел работать в университет и, хотя и он, и вся его семья продолжают жить в Таллине, на 3 дня регулярно приезжает в Тарту. Так что меня не бросают.

Спасибо за открытки – хоть небольшой кусочек реальности о твоей жизни. А то я вынужден сочинять себе что-то вроде смеси из романов Брет Гарта и фильмов про индейцев или одного польского фильма о том, как польская эмигрантка вышла в Канаде замуж за молодого француза и сколь трагически это завершилось. Так что ты там на французов не заглядывайся.

Письмо твое полно печали, хотя ты изо всех сил (видимо, чтобы не тревожить меня) стараешься писать бодро. Друг мой, скрывать от меня свои настроения не нужно. Во-первых, все равно не скроешь, а во-вторых, отведешь душу и легче будет.

Со мною то, чего никогда не бывало, – боюсь лекций, которые были для меня всегда одной из главных радостей жизни. Объективные основания – нарушение памяти на собственные имена и исключительная замедленность чтения, которая исключает возможность заглядывать на лекции в конспекты. Но пока я все же способен маскировать эти недостатки, особенно когда по ходу лекции о них забываю сам.

В смысле же способности к научному мышлению голова пока работает.

У нас морозы – было даже до 20°, теперь – 10–12° и погода хорошая. Но я умудрился простудить зуб и, хотя он уже прошел, из осторожности сижу дома. Во вторник (сейчас суббота?) пойду на лекцию. Видишь, как я подробно болтаю о себе, – пиши и ты так – мне все интересно и важно.

Будь здорова и бодра, памятуя очень точную поговорку «на печального и вошь лезет», а высокие истины учат нас, что уныние – грех.

Сердечные приветы Марине и твоим мужчинам!

Всегда Твой

Ю. Лотман

25 февраля 1991 года

25.2.91

Здравствуй, Юрочка, дорогой!

Не часто ли я пишу тебе, «не сладко ль я живу, тобой лишь дорожа», как сказано у горячо любимого поэта?[416] Да ведь письма пропадают, мне ль не знать. В прошлом году сколько Марининых писем пропало! А второе, мне все кажется, что это важно для тебя: словечко о том, что душа родная где-то думает и молится о тебе. <…> Но это совсем не значит, что так же часто я жду писем от тебя. Вот и в последнем, которое тоже, как положено, странствовало месяц, ты пишешь, что больше сказать нечего. Ну и пусть. Но из нашего прекрасного далека так страшно за Вас всех, что, когда пишешь, чувствуешь какую-то странную иллюзию близости к Вам и причастности к Вашим бедам, что, конечно, чистая мистика… Ну а у нас идет себе потихонечку время, с его каждодневными заботами и нуждами. Появилась маленькая материальная возможность нам с Вилем жить отдельно, снять двухкомнатную квартиру. Деньги крошечные, но и на том спасибо. Это очень важно для Марины, которая очень изменилась, увы, в своем долгом одиночестве и одновременно к одиночеству стремящаяся. <…> Сценарий ее движется медленно, потому что она прервалась в работе, а теперь никак не может взять нужный темп. И все-таки страшно много ее сил отнимает основная работа. А главное, она сдала здоровьем, а может быть, расслабилась от моего приезда. Я по-прежнему всех ласкаю, обхаживаю, лечу и утешаю. Может быть, не так и мало. Только надо как-то перевернуть старые страницы и по-новому на себя взглянуть. Стараюсь.

Вот удалось, наконец, добиться специальных спортивных занятий для Виля. Главное, с малыми деньгами (за большие было бы много легче, а так ушло на хлопоты 4 месяца). Сама я тоже себе спуску не даю: «аэробика» (именно в кавычках) + плавание, все это четыре раза в неделю. И английский. Здесь ему очень скверно учат, а Марина не хочет со мною заниматься (что я прекрасно понимаю), но я, кажется, нашла оптимальный вариант: некий пожилой господин хочет изучать русский – родной язык его родителей. Я согласна на уроки русского в обмен на английский. Кроме этого – я тебе писала – где только можно стараюсь говорить, совершенно почти в быту не пользоваться услугами Марины и Феди. Кстати, у Федьки очень неплохой английский и недурной – немножко хуже английского – французский.