Юрий Никулин

Из воспоминаний Юрия Никулина: «С утра у каптерки выстраивалась очередь за пайком. Старшина взвешивал порции и выдавал. Подбирали даже крошки. Многие, получая хлеб, раздумывали про себя: съесть все сразу или разделить? Некоторые делили свой паек по кусочкам и ели его по чуть-чуть в течение дня. Я съедал все сразу.

Очень быстро в округе не осталось ни одной вороны — всех съели. У многих бойцов родственники жили в Ленинграде, и, получив увольнительную, они шли в осажденный город, не зная, живы еще их родные или нет.

Утром, днем, вечером, ночью — и даже во сне! — все на батарее думали и говорили о еде. Причем никогда не говорили: хорошо бы съесть бифштекс или курицу. Нет, больше всего мечтали о конфетах "подушечках" и мягком хлебе, батоне, который до войны стоил рубль сорок.

Санинструктор постоянно всех предупреждал:

— Не пейте много воды, ни в коем случае не пейте.

Но некоторые думали, что водой можно заглушить, притупить чувство голода, и, несмотря на предупреждения, пили много и, в конце концов, опухали и совсем слабели».

В то время Юра думал, что никогда больше досыта не наестся. Продукты на три дня для всех восьмидесяти человек личного состава батареи, которые привозили в часть интенданты, помещались на небольших саночках. Их охраняли пять человек. А соседи батарейцев, моряки из кронштадтских фортов, сами каждый день ездили за продуктами на машине. Грузовичок возвращался полный буханок хлеба, и моряки сидели по бортам кузова с винтовками наперевес. Вдоль дороги стояли, шатаясь, держась друг за друга, люди, обезумевшие от голода. Однажды Никулин видел, как кто-то из них бросился и выхватил из машины буханку. Его застрелили на месте…

Массированными дневными налетами на Ленинград немцы не добились того, на что рассчитывали: город хоть и превращался в руины и голодал, но жил, трудился и сражался. Немецкая авиация несла большие потери: зенитчики тоже делали свое дело, да и советские летчики-истребители воевали героически. Поэтому фашистское командование решило изменить тактику: бомбардировщики начали вылетать ночью или, если днем, при сплошной облачности. За 31 день октября 1941 года враг совершил 84 налета на Ленинград. Налеты, как правило, сопровождались артиллерийскими обстрелами и растягивались на всю ночь. Бомбардировщики подходили к городу на высоте пять-шесть тысяч метров с разных направлений небольшими группами или по одному с интервалами 10–20 минут. Таким образом, Ленинград все время держался в напряжении. Это была тактика измора, имевшая целью сломить, наконец, бойцов и мирных жителей, нарушить жизнь города, застопорить работу предприятий.

Солдаты противовоздушной обороны против этой новой тактики выставили свою невероятную самоотверженность. Никулин вспоминал, как бойцы на его батарее буквально ночи напролет не отходили от орудий, не смыкая глаз. В одну из таких ночей Никулин оказался в ситуации, из которой сразу видно, насколько силен духом был этот двадцатилетний паренек. Произошло следующее: 6-я батарея заступила на дежурство и должна была держаться в полной боевой готовности, с тем чтобы по первой же команде открыть огонь.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Комбат Ларин, жалея солдат, не смыкавших глаз уже сутки, сказал:

— Слушай, Никулин, пусть люди поспят хотя бы часа три, а ты подежурь на позиции. Объявят тревогу — сразу всех буди. Ну, в общем, сориентируешься.

Так и сделали.

И надо же, именно в тот момент, когда все заснули, батарею приехали проверять из штаба армии. Приходят и видят: все спят, кроме меня. Скандал разыгрался страшный. Капитан Ларин тихо-тихо произнес:

— Выручай, Никулин. Скажи, что в двенадцать ночи я велел меня будить, а ты этого не сделал, поэтому все и спят. Я тебя потом выручу, прикрою.

Я так и сказал. Ребята-разведчики возмутились:

— Да тебя же под трибунал за такое отдадут, ты что, сержант, с ума сошел?

Потом приехал следователь из особого отдела — выяснять, как все происходило. Я упорно стоял на своем. Вызвали к командиру дивизиона. Тот сказал:

— Зачем комбата покрываете?! Вы что, с ума сошли? Знаете, чем это вам грозит?

Я продолжал стоять на своем: мол, не комбата покрываю, сам во всем виноват. Тогда меня вызвали к начальнику штаба полка. Тот с ходу спросил:

— Что, командира выручаешь?

И я честно обо всем рассказал, потому что начальника штаба полка уважал и полностью ему доверял».

И действительно, Никулина и Ларина тот особому отделу не сдал, но за потерю бдительности и слабую дисциплину Юру приказом разжаловали из сержанта в рядовые. Так он опять стал простым бойцом, но через два месяца звание сержанта Никулину присвоили во второй раз.

* * *