Юрий Никулин

Наступило утро. Все спокойно позавтракали. По случаю воскресенья Никулин с товарищем, взяв трехлитровый бидон, пошли на станцию покупать на всех пиво. Подходят к станции, а их останавливает пожилой мужчина и спрашивает:

— Товарищи военные, правду говорят, что война началась?

— От вас первого слышим, — спокойно отвечают парни. — Никакой войны нет. Видите — за пивом идем.

Прошли еще немного. Снова останавливают:

— Что, верно война началась?

Тут солдаты забеспокоились: почему уже второй человек подряд говорит им о войне? На станции увидели людей, растерянных, стоящих группой около столба, на котором висел громкоговоритель. Оказалось, они слушали выступление Молотова. Действительно, началась война, и ребята помчались назад, к себе на наблюдательный пункт.

Там связь уже заработала и шли обычные разговоры: «"Ахтырка", "Ахтырка". Не видите ли вражеские самолеты? "Ахтырка"! Доложите обстановку…» В доме на наблюдательном пункте никто ничего не знал о том, что происходит в мире: ни военные, ни гражданские. Страшную новость принесли Никулин с товарищем: «Война началась!»

Из воспоминаний Юрия Никулина: «По телефону приказали: " 'Ахтырка'! Усилить наблюдение!" Этого могли и не говорить. Все и так сидели с биноклями на вышке и вели наблюдение, ожидая дальнейших событий. На рассвете 23 июня на наблюдательном пункте увидели "Юнкерсов-88", идущих на бреющем полете со стороны Финляндии. Наблюдатель Борунов доложил по телефону:

— "Бобруйск"! Тревога! Два звена Ю-88 на бреющем полете идут с Териок на Сестрорецк.

Из трубки уже доносились доклады всех других батарей, команды тревоги.

— "Армавир" готов!

— "Винница" готова!

— "Богучар" готов!

С вышки наблюдательного пункта я видел гладь залива, Кронштадт, его форты и выступающую в море косу, на которой стояла наша 6-я батарея. "Юнкерсы" шли прямо на нее, на моих товарищей, которые там оставались… Вспышка. Еще не слышно залпа пушек, но мы все поняли: 6-я батарея первой в полку открыла огонь». Так 115-й зенитно-артиллерийский полк вступил в Великую Отечественную войну.

Как потом Никулину рассказывали сами солдаты его батареи, они после того боя — а ведь он был для них фактически первым в жизни, боевым крещением! — не сразу вышли из состояния нервного шока. Они долго, смеясь, вспоминали, как «командовал, сидя на корточках, комбат, лейтенант Ларин, как пушка Лыткарева вначале повернулась не туда, как Кузовков залез под артиллерийский прибор». Потом за годы войны Никулин не раз видел, как люди, после бомбежки или налета вылезая из разных щелей, стряхивая с себя комья земли и осознавая, наконец, что все для них обошлось благополучно — нет убитых и техника цела, — начинали громко смеяться. А многие изображали в лицах, кто и как вел себя во время боя.

В первый день войны Юра с грустью посмотрел на свой красивый, выкрашенный, заклеенный разными фотографиями дембельский чемоданчик. О возвращении домой теперь и думать было нечего…

В ночь на 23 июня 1941 года две группы немецких бомбардировщиков, по семь — девять самолетов в каждой, снова пытались совершить налет на Ленинград со стороны Карельского перешейка. Бомбардировщики шли на малой высоте. Когда 6-я батарея встретила их огнем, они разделились: одна группа пошла на Кронштадт, где зенитчики Балтийского флота сбили четыре самолета, а остальные, поспешно развернувшись, ушли обратно. Вторая группа бомбила военный городок и командные пункты зенитных батарей. Налет этой группы тоже отражали батареи 115-го зенитного полка.

Двое суток никто не спал. Потом с наступлением тишины все мгновенно заснули…

ВОЙНА

Война… Из интервью Юрия Никулина: «Ленинград. Блокада. Голод. Ужасная грусть. Грусть на всю жизнь. К сожалению, сколько ни живу, война продолжается. Только недавно кончилась Чечня. Это ужасно, страшно. Мой друг Аронов, когда видел что-нибудь очень плохое: картину, клоунаду, артист приехал плохой, жуткий номер, всегда говорил: "Что тебе сказать? Хуже этого только война!" Хуже войны ничего нет».

Сегодня мы знаем: Никулин воевал там, где был убит каждый десятый… Эти слова страшно писать, страшно произносить. Насколько же страшно было жить солдатам на Ленинградском фронте?! Просто жить, день за днем — жить…

Юрий Владимирович не хранил переписку, не собирал своих интервью. Он оставлял в своем архиве только то, что интересовало его по работе. Или то, что было ему дорого… Всё, что связано с войной, было для него дорого по-особенному. Он говорил, что на войне было много очень страшного, но в памяти остались в основном светлые моменты. Он не любил рассказывать о войне, но всегда тепло вспоминал людей, с которыми вместе был на фронте, вместе воевал. Вспоминал забавные случаи, происходившие с ним и его товарищами.