Юрий Никулин

Одесса всегда была удивительным городом со своим особым духом, в ней всегда были свой стиль, свои шутки, свой смех. «Лифт вниз не поднимает» — такая записка висела на сломанном лифте в подъезде дома. А на дверях керосинной лавки — «Керосина нет и неизвестно». Или диалог: «Это правда, что у вас в Одессе всегда отвечают вопросом на вопрос? — И кто вам это сказал?!» В более поздние времена Никулину попадалась в Одессе и такая табличка у входа в кафе: «Sorry, we are open»…

Об одесском юморе Юра был наслышан, но узнать 36 новых анекдотов сразу! Для Никулина это был своеобразный рекорд. Они сидели после выступления в гостинице большой компанией в номере у одного тоже гастролирующего артиста эстрады. Как часто бывает в таких ситуациях, собравшиеся начали рассказывать анекдоты. Никулин был уверен, что с его-то багажом ничего особенного он не услышит, но вдруг один за другим пошли новые анекдоты. А записной книжки-то с собой нет! Пробовал их запомнить, но куда там — анекдоты сыпались как из рога изобилия. Тогда Никулин вытащил пачку папирос и стал записывать их на коробке двумя-тремя ключевыми словами, как привык делать еще до войны. Записанными на папиросной коробке Никулин и привез одесские анекдоты отцу в Москву. Владимиру Андреевичу больше всего понравился последний, тридцать шестой: «Кошка бежала за мышкой, но мышка юркнула в норку. Тогда кошка залаяла по-собачьи. Мышка удивилась и решила посмотреть, почему это кошка лает, как собака. Она высунулась из норки, тут ее кошка схватила, съела и, облизнувшись, сказала: "Как полезно знать хотя бы один иностранный язык!"».

День 9435-й. 25 октября 1948 года. Впервые на арене сам…

Наконец-то это случилось. Первое самостоятельное выступление в цирке на манеже! Седьмым номером в первом отделении! Инспектор манежа Буше громко объявил:

— Клоуны Никулин и Романов!

И началась клоунада «Натурщик и халтурщик».

Еще на вступительных экзаменах в студию клоунады Юра Никулин познакомился с таким же абитуриентом, как и он сам, Борисом Романовым, тоже фронтовиком в недавнем прошлом. Они сразу подружились на почве анекдота, который рассказал Романов, пока они сидели и ждали решения экзаменационной комиссии. Анекдот был такой:

На экзамене профессор спрашивает нерадивого студента:

— Вы знаете, что такое экзамен?

— Экзамен — это беседа двух умных людей, — отвечает студент.

— А если один из них идиот? — интересуется профессор. Студент спокойно говорит:

— Тогда второй не получит стипендии.

Став учащимися студии клоунады, молодые люди сразу подружились, Бориса Романова приняли и полюбили у Никулиных, он стал завсегдатаем их домашних вечеров. Борис воспитывался в детдоме, начал учиться в театральном техническом училище (собирался стать гримером), но война нарушила все его замыслы.

По мере учебы в студии Юра и Борис решили стать партнерами, создать клоунскую пару, выступать вместе. И когда на втором году учебы студийцам было предложено выходить со своими идеями, разработать собственные репризы, то Никулин и Романов начали творить сообща. Подключился к делу и Владимир Андреевич, который стал писать для друзей сценарии номеров. Он предложил им сыграть сценку-пантомиму. Надо сказать, что многие эстрадные и цирковые репризы Никулина-старшего частенько зарубались Главлитом, как говорится, «на корню» — цензорам всё мерещились в тех или иных оборотах речи намеки на то, что советская власть никуда не годится. И тогда Владимир Андреевич, будучи талантливым и мобильным в мышлении человеком, стал писать пантомимы, где никак нельзя было придраться к слову — ведь его в пантомиме просто нет.

И вот родилась новая пантомима — клоунада «Натурщик и халтурщик». Ее показали руководству цирка, она понравилась, и ребятам разрешили выступить с ней на публике. Сюжет сценки был несложный: художник-халтурщик (Борис Романов) берет натурщика (Юрий Никулин) для позирования при написании картины «Галоп эпохи», на которой предполагалось изобразить всадника, вооруженного пикой. Натурщик сидит верхом на стуле, как на коне, на нем пожарная каска, а в руках пика. Но у него болит зуб, от флюса распухла щека, и поэтому он все время вскакивает с воображаемого коня, стонет от боли, держится за щеку. Чтобы успокоить боль, художник дает ему несколько раз прополоскать рот водкой, а натурщик, естественно, успевает водочки еще и глотнуть. Захмелев, натурщик начинает куражиться, петь, танцевать, а потом, увидев мазню халтурщика, в возмущении рвет картину.