Юрий Трифонов: Великая сила недосказанного

Им оказался дворянин Полтавской губернии Николай Александрович Кулябко, 1831 года рождения. Его формулярный список[251] гласит, что 15 августа 1842 года Кулябко поступил в Петровский Полтавский корпус, из которого 10 августа 1850 года был переведён в Дворянский полк. (В 1855 году, в память первого шефа, цесаревича Константина Павловича, Дворянский полк был переименован в Константиновский кадетский корпус, а в 1859 году преобразован в Константиновское военное училище.) В то время размещённые в провинции кадетские корпуса давали лишь начальную военную подготовку и не имели права представлять своих воспитанников к производству в офицеры, поэтому воспитанников «для окончания наук» переводили в расположенный в Петербурге Дворянский полк. Спустя три года Кулябко окончил обучение в Дворянском полку и был произведён в офицеры армейской кавалерии, что свидетельствует о достаточном состоянии его родителей. Службу в кавалерии могли себе позволить лишь обеспеченные дворяне, ибо недешёвые кавалерийские лошади и амуниция приобретались офицерами за свой счёт. Одной-единственной лошадью обойтись было невозможно, а надеяться купить за офицерское жалованье хотя бы одну приличную верховую лошадь было вещью несбыточной. На службе в офицерских чинах Кулябко находился с 26 июня 1853 года (корнет Кирасирского Военного ордена полка). 4 ноября 1854 года корнета перевели в Новороссийский кантонистский дивизион, который хотя и не принимал участия в боях с союзниками во время Восточной (Крымской) войны, дислоцировался на территории, объявленной на военном положении. Поэтому после окончания кампании корнет Кулябко был награждён светло-бронзовой медалью на Андреевской ленте «В память Восточной войны 1853–1856». Корнет не имел боевого опыта, но очень рано приобрёл опыт административный: в этом невысоком чине в течение продолжительного времени управлял волостью — административной частью уезда — и проживавшими там кантонистами, и казёнными крестьянами. К этому времени он уже женился на Анне Николаевне Панаевой, дочери генерал-майора. Это был брак по любви: у тестя-генерала было 13 детей, но не было состояния[252]. Рассчитывать на приданое не приходилось. Не приходилось питать надежду и на связи Николая Ивановича Панаева. Хотя Панаев и был товарищем детских игр великого князя Николая Павловича, будущего императора Николая I, это обстоятельство никак не сказалось ни на карьере самого Николая Ивановича, ни на благосостоянии его семьи. Семья была прекрасно осведомлена о причинах многолетней царской немилости. Панаев, в те поры молодой инженерный подполковник, проявил мужество, хладнокровие, изобретательность и находчивость во время бунта военных поселений в 1831 году[253]. Но он же стал невольным свидетелем кратковременного смятения государя, лично явившегося к бунтовщикам. Первоначально император отказал принять хлеб-соль из рук поселенцев. Это вызвало недовольство толпы — и царь, справедливо опасаясь весьма вероятного кровавого эксцесса, уступил. «Николай никогда не прощал Панаеву то, что он видел его в минуту слабости, видел его побледневшим в соборе, когда начался глухой ропот. Панаев был свидетелем, как Николай, смешавшись, уступил и отломил кусок кренделя. Он не давал никакого хода человеку, который себя, в его смысле, вёл с таким героизмом. Панаев умер генерал-майором, занимая место коменданта, кажется, в Киеве»[254]. Панаев, в возрасте тридцати четырёх лет получивший чин полковника, затем в течение двух десятилетий ожидал производства в генералы. Многочисленное генеральское семейство имело достаточно веские основания сомневаться в справедливости утверждения «За Богом молитва, а за Царём служба — не пропадёт!». За неимением у новобрачной приданого корнету Кулябко пришлось довольствоваться печальным жизненным опытом семейства Панаевых.