Немудрено, что Андрей преуспел в мирных переговорах. Василий подписал с Господином Великим грамоту. С улыбкой на устах, с гневом в сердце вернул Двинскую землю. Юрию выпало обратное поручение: не учинить мир, а выиграть войну. Как бы булгары не показали себя отчаянными под стать новгородцам! С этими мыслями князь незаметно заснул: во вражеских полчищах расчищал путь мечом, отдавал приказы и, раненный в плечо, пробудился.
Его молча тряс Ивашка Светёныш. На бурное Юрьево возмущение отвечал одним словом:
— Приплыли!
Вместо скрипа снастей слышались голоса, топот. Лодья и в самом деле стояла.
Поев кислого молока со ржаным калачом, князь поднялся наверх. Там им сразу же овладели Акинф Шуба и Красный-Снабдя.
— Надобно разгружаться.
— Далее — только сушей.
Князь не противоречил. Старые воеводы, видимо, и не ожидали иного. Приказы были отданы ранее. Уже кипела работа. Кони седлались, выстраивались. Осадные орудия взгромождались на ломовые телеги. Из гущи, хлопочущей вокруг них, слышались голоса:
— Ломись, ребята!
— Напри дружнее!
— Еще разок!
Юрий сошел по сходням. Асейка подвел коня. Минута-другая — вскочить в седло, оглядеть пространство из-под руки: степь да небо, небо да степь!
— А чтой-то там, впереди чернеет?
— Городок Тухчин, — сказал Шуба. — Отсель до Города булгар девять верст.
Волга, — как полоса лазоревой паволоки, выкроенной из неба, упавшей на землю.
Со скрипом, ржаньем и выкриками двинулась масса людей, коней и телег от реки в глубь страны. По пути все это организовывалось, приобретало вид вереницы, затем — порядкового строя.
К Юрию присоединился Иван Бренок, получивший сотню коломенских удальцов.
— Зачем ты, княже, определил меня под руку Красному-Снабде? Дай повоевать своей волей.
Глаза горят, руки нетерпеливо перебирают поводья. Видно: душа рвется к подвигам.
— У нас на каждую волю есть высшая воля. Иначе не будет толку, — возразил Юрий.
Бренок прищурился:
— Государь бы освободил меня от опеки.
Ясно: мечтается любимцу брата Василия по возвращении из похода блеснуть перед господином собственными успехами. Князь благодушно махнул рукой:
— Будь сам собой, да отвечай за себя.
Летнее солнце с утра царило на верхотурье небес. Жара сгущалась. Тучи кровоядной мошки рассеивались. За прошедшим войском на земле оставался пояс шириной в пять Владимирок.
Князь ехал впереди, но раньше углядел булгарскую столицу востроглазый Федор Голтяй-Кошкин:
— Во-он, два столпа, четыре башни, семь каменных палат!
Ближе подступив, остановились. Шуба произнес:
— Великий город! Склад товаров, привозимых из окрестных стран!
— Что нам в нем? Зачем он нам? — задумчиво промолвил тихий мыслитель и мечтатель Миша Кошкин.
— Зачем он был Батыеву темнику Бастырю более полутора веков назад? — с усмешкой прозвучал вопрос Ивана Всеволожа. — Однако же завоеватель его взял.
— Возьмем и мы, — предрек Иван Бренок.
Юрий разглядывал ров, вал, высокий минарет мечети, каменные палаты. Шуба объяснял:
— Вон та, справа — Судейский дом. За ней — Греческая палата, обиталище купцов заморских. Каменных жилищ здесь много. А живут в Великом Городе до десяти тысяч более богачей, чем бедняков.
— Не вижу трунов, вас встречающих, — заметил Снабдя.
— Трунов? — недопонял князь.
— Трупов? — спросил Бренок.
— Вящих людей, вельмож, — пояснил Шуба.
Город отделяла от пришельцев речка Малая Цивиль. Вскоре на противоположном берегу показалось несколько всадников. Оружничий Асейка Карачурин, бежавший из Орды на Русь через поволжскую Булгарию, опознал их:
— Тот, что в середине, говоря по-русски, тысяцкий. Зовут — Мамяк. С ним — воеводы: Мартул, Шахим. Четвертого не знаю.
Мамяк закричал по-русски чисто, будто всю жизнь провел в Москве:
— Зачем пришли?
Юрий поручил ответить дьяку. Тимофей Ачкасов, не имея равных в громогласии, ответил:
— Взять ваш город!
На сей раз Шахим гортанно предложил с восточным выговором:
— Тыри тышши злата-серебра бери, бери и уходи!
Юрий помотал головой: нет!
Мартул молча трижды сплюнул. Переговорщики умчались.
— Что ж, — вздохнул Снабдя, — время — разговорам, время — делу. За работу!
Войско стало переходить вброд Малую Цивиль. Возле Юрия сошлись на конях Шуба, Красный-Снабдя, нижегородские наместники Иван Лихорь с Григорием Владимировичем. Стали думать: с чего начать?
— Город укреплен дубовым тыном с двумя оплотами, — сообщил Шуба. — Между ними — вал. Будем зажигать?
Тут Красный-Снабдя ойкнул, дернул кулаком с досадой и выругался. Шуба проследил за его взором и воскликнул:
— Ну, хазун!
— Что за хазун? — не понял князь.
Братья Кошкины наперебой растолковали:
— Тщеславный чертушка!
— Надменный дьяволенок!
Наконец, Юрий увидел и обомлел: Иван Бренок, вскинув копье, ведет свою коломенскую сотню прямо к городу. Там пешие оружные защитники по рву с водой пригнали плот почти к самым воротам, обнеслись на нем щитами, стали крепко, изготовились…
— Что творит дурень! — возмущался Шуба.
Однако же Бренок налетом выбил людей с плота, почти достиг ворот, ударил в них, сломал копье… А сверху — стрелы черным ливнем, — щита не хватит целиком укрыться…
Не успел Бренок поднять свой щит. Упал!