Юрист

Райт пометил что-то в блокноте и тут же обрушил на Кайла град быстрых вопросов: о членах семьи, датах их рождения, образовании, работе, местах жительства, увлечениях, вероисповедании, поинтересовался их политическими взглядами. Слушая ответы, он продолжал копаться в бумагах и ставить галочки. Досье было составлено толково, Бенни знал даже, когда в Санта-Монике появился на свет племянник Кайла – ему едва исполнилось два года. Покончив с родственниками, детектив вытащил из папки новую порцию бумаг. Макэвой ощутил первые признаки усталости, а ведь, судя по всему, это была только разминка.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил Райт.

– Нет.

– У отца в Йорке юридическая практика. – Это больше походило на вопрос, чем на констатацию факта. Вместо ответа Кайл лишь кивнул.

За семьей настал черед Макэвоя-старшего: детали его жизни, карьеры, круг интересов. Кайл не раз был готов спросить: «Неужели все это так важно?» Но он упорно сдерживал себя. Было ясно, что информации у сыщика более чем достаточно. Кайл только подтверждал правильность собранных кем-то данных.

– Твоя мать – человек, так сказать, творческий?

– Да. Что там на поле? Где сейчас мяч?

– Ты продвинулся на десять ярдов. Чем она занимается?

– Пишет картины.

Минут десять было потрачено на жизнь Пэтти Макэвой.

Исчерпав тему родителей, Райт перешел непосредственно к подозреваемому. Кайлу пришлось вспомнить свое безоблачное детство, но без особых подробностей. Детали им уже известны, сказал он себе.

– Ты с отличием закончил среднюю школу, считался неплохим спортсменом, был скаутом. Почему ты выбрал университет в Дьюкесне?

– Мне предложили грант, как баскетболисту.

– Но ведь были и другие предложения?

– Да, парочка, из каких-то захолустных городков.

– Однако в Дьюкесне ты не слишком увлекался игрой.

– Да, в основном на первом курсе. А как-то на последней минуте финального матча порвал ахиллесово сухожилие.

– Была операция?

– Была, но подвижность ноги так до конца и не восстановилась. Я завязал с баскетболом и вступил в братство.

– О братстве мы поговорим чуть позже. Однако в команду тебя звали, так?

– Звали. Но из-за ноги я отказался.

– Тебя привлекала экономика, оценки были хорошие. А что это за история с испанским на втором курсе? Не сдал зачет?

– Наверное, мне следовало записаться в немецкую группу.

– Один незачет за четыре года – не так уж и плохо.

Райт перевернул лист, поставил галочку. Рассматривая собственное лицо на дисплее ноутбука, Кайл повторил себе: «Не психуй, успокойся».

– Отличные оценки, член десятка общественных организаций, соревнования по софтболу, секретарь, а затем и президент студенческого братства. Такая активность впечатляет, однако у тебя оставалось достаточно времени на личную жизнь. Расскажи мне о первом аресте.

– В вашей папочке наверняка все изложено.

– Твой первый арест, Кайл.

– Просто арест. Не первый, а единственный. Пока, во всяком случае.

– Что послужило причиной?

– Обычная глупость. Братство устроило слишком шумную вечеринку, которая длилась до прихода копов. Меня застали с открытой бутылкой пива в руке. Чушь. Ничтожный проступок. Я заплатил триста долларов штрафа, мне назначили шестимесячный испытательный срок. По его окончании привод в полицию был аннулирован, и в университете ничего не узнали.

– Отец помог?

– Он принимал в этом какое-то участие, но в Питсбурге у меня имелся собственный адвокат.

– Кто?

– Дама по имени Сильвия Маркс.

– Слышал, слышал. Специализируется на идиотских выходках студентов?

– Именно так. И дело свое она знает.

– Мне казалось, был и второй арест.

– Второго не было. На территории кампуса меня остановил патруль, но обошлось без ареста, я отделался предупреждением.

– За что?

– Ни за что.

– Почему тогда к тебе привязался патруль?

– Двое студентов начинили пустые бутылки серой и запускали их, как ракеты. Умники. Я пытался их остановить. Тут я совершенно чист, не могу понять, как вы-то об этом пронюхали.

Пропустив мимо ушей последнюю фразу, Райт записал что-то в блокноте. Затем он положил ручку на стол и спросил:

– Почему ты надумал поступать в юридическую школу?

– Это я решил для себя еще в двенадцать лет. Мне всегда хотелось стать юристом. Мое первое место работы – каморка с ксероксом в офисе отца. В ней я и вырос.

– Куда ты отсылал заявления о приеме?

– В Пенсильванский университет, в Йель, Корнелл и Стэнфорд.

– И в котором из них тебя согласились принять?

– Во всех четырех.

– Почему ты выбрал Йель?

– Потому что мечтал о нем с самого начала.

– Тебе предложили там стипендию?

– Да, нечто вроде финансового поощрения. Но то же самое было и в других университетах.

– Ты занимал деньги?

– Да.

– Много?

– Вам и вправду это нужно знать?

– В противном случае я не спрашивал бы. Думаешь, я говорю для того, чтобы восхищаться звучанием собственного голоса?

– На этот вопрос мне при всем желании не ответить.

– Я о студенческих займах.

– В мае, по окончании учебы, мой долг составит шестьдесят тысяч долларов.