Юркин хуторок

— А вот мы его за это сами проведем в свою очередь! — сердито проговорил Юрик, который чрезвычайно любил подшучивать над другими и не выносил, когда шутили над ним. — Я уже придумалславную шутку: возьмем и напугаем как следует нашу крысу. Отнесем попку на голубятню; пусть он погостит немного у голубков. А дверцу клетки оставим открытой. Пусть Фридрих Адольфович подумает, что попка, желая прогуляться, ушел сам из клетки. Хорошо?

— Очень хорошо! Очень хорошо! — вскричали мальчики в один голос.

— Только дастся ли он тебе в руки? — предположил с сомнением Сережа.

— Э, пустяки! — беспечно отвечал Юрик. Храбро открыв дверцу, Юрик просунул руку в клетку, но тотчас же с громким криком дернулся назад. Попка изо всех сил клюнул Юрика в палец.

— Ах ты скверная птица! — вскричал рассерженный мальчик, обтирая окровавленный палец носовым платком. — Вот подожди ты у меня.

И, вторично просунув уже обе руки в клетку, он быстро схватил попугая и, закрыв его с головой носовым платком, со всех ног кинулся с ним на голубятню. Попка, испуганный насмерть таким неделикатным обращением, кричал ни к селу ни к городу во всю свою птичью глотку, высовывая голову из-под носового платка:

— Милости просим! Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Остальные три мальчика гнались по пятам и хохотали во все горло.

А через пять минут, когда красный, освеженный купаньем Фридрих Адольфович появился на пороге террасы, они снова, как ни в чем не бывало, сидели все трое на своих местах и озабоченно твердили, перекрикивая один другого: Есть — essen. Спать — schlafen. Бегать — laufen.

* * *

Наступил вечер. Птичница Аксинья, порядком таки уставшая за день, уже укладывалась на покой, прибрав и перемыв после ужина посуду. Митька — тот уже давно храпел, удобно растянувшись на лавке.

Помолившись Богу и положив несколько земных поклонов, Аксинья полезла на лежанку, где на ночь устраивала себе постель. На лежанке было тепло и уютно. Толстая птичница с удовольствием протянула усталые ноги и, закрыв глаза, сладко зевнула на всю избу. И вдруг, в ту самую минуту, когда приятная дремота уже подкралась к отяжелевшей голове Аксиньи, чей-то резкий, крикливый голос прокричал отчетливо на всю избу:

— Караул! Караул! Караул! Спасите!

Аксинья в ужасе вскочила с лежанки.

— Господи, помилуй! — испуганно озираясь, произнесла она. — Грабят кого-то, не то режут на голубятне. Митька, а Митька! — расталкивая своего приемыша, залепетала она. — Да проснись же ты ради господа! Не слышишь разве?

Когда, разбуженный толчками тетки Митька вскочил, протирая сонные глаза, сверху опять послышались крики, еще яснее и отчетливее прежних:

— Спасите, помогите! Караул! Фриценька! Караул, караул, караул!

И тотчас же к этим крикам присоединилось отчаянное гульканье голубей и такая возня, какой никогда не было еще на голубятне над птичницыной избушкой.

Но Аксинья не слышала уже ни возни, ни гульканья: она быстро набросила на себя платье и, перепуганная насмерть, со всех ног кинулась из избы в господский дом…

Как раз в это время все семейство Волгиных сидело за ужином. Юрий Денисович объявил детям новость, доставившую им большее удовольствие. Сегодня вечером лесничий прислал ему приглашение устроить назавтра пикник. Мальчики так и запрыгали от радости, даже по бледному личику слепой Лидочки пробежала радостная улыбка. Слепая Лидочка всегда радовалась каждому удовольствию, доставляемому ее братьям.

— А Фридрих Адольфович знает об этом? — спросил отца Бобка, так и сияя весь от удовольствия.

— Нет еще, друг мой, не знает. Он, вероятно, занят в своей комнате. Можешь пойти и объявить ему новость, — отвечал Волгин сыну.

Но Бобке не пришлось идти в комнату гувернера объявлять ему приятную новость. Он сам появился неожиданно на пороге с встревоженным, взволнованным лицом.

— О, господин Вольгин, — заговорил Гросс вздрагивающим от волнения голосом. — У меня слюшилось несшастье, большая несшастье! У менэ пропал попка…

— Кто пропал? — переспросил в недоумении Юрий Денисович.

— Попка… Попагайка… Мой любимый попагайка. Молодой князь подарил менэ попагайка, а я хотел его подарить вашим детям… и ушил его говорить побольше, чтобы сделать один маленький суприз для ваших мальшик, и вдруг… Попка пропал, ушла из клетка…

— Слышишь, Сергей! — незаметно подтолкнул Бобка Сережу. — Он хотел его подарить нам, а мы-то…

— Этот попагайка для меня самый дорогой сувенир откнязя Витеньки, — продолжал горевать Фридрих Адольфович, — и он погиб, его съела кошка… О, што за горе! Што за несшастье!

И на глазах бедного старика даже навернулись слезы.

— Милый, милый господин Гросс, — прозвучал трогательный, нежный голосок Лидочки, — . какой же вы, однако, добрый! Вы так любите вашего попугая и хотели отдать его моим братьям!

— О, да! Я любиль его! Я ушиль его говорийт слова каждое утро и хотэл его сделайт хороший подарок, и вдруг… Ви никто не догадался о его присутствии у менэ; я закривал дверь и ушил его, ушил его, ушил, ушил…

— Он его для нас учил, — снова зашептал Бобка, уже готовый в свою очередь удариться в слезы, — а мы его так обиде…