Юрод

"Зачем, зачем она им! Им ведь я, я нужен! Куда они ее увезли? Неужели на юг, в 3-е свое поганое отделение? Банда! Банда! Банда!" Пометавшись по пристанционному Абрамцеву, дважды позвонив из здания местной администрации в Москву на Донскую улицу в специализированную клинику неврозов им. Соловьева и там жены тоже, конечно, не обнаружив, Серов решил немедленно ехать в Сергиев, поговорить обо всем с Колпаком. Тот хоть и юродствовал, но ум, сметку и знание многих сторон жизни иногда выказывал поразительные. Если же и Колпак ничем не поможет, тогда - будь что будет (даже если он "засветится", даже если заберут его, начнут раскручивать, даже если отдадут на растерзание прокурорам!), тогда будь что будет Серов решил идти в милицию. Пусть там над "голосами" и над петушиными криками издеваются. Пускай! Пусть! Так даже лучше, слаще!

*** Новенькая, со свежими ранами крестов "скорая", покружив около Лавры, спустилась окольным путем к Красногорской часовне, медленно попетляла по Заречью, опять выскочила наверх, к Лавре.

Серов, так и не сумевший разыскать Колпака, сидел на земле, близ валютного магазина, закрытый и от блюстителей закона, и от туристов, вообще от всей праздной толпы, столиками с какой-то лаковой дребеденью. Матрешки с яйцами, Горбачевы-Ельцыны деревянненькие томили, мучили его. Он собирался ехать в Москву, но почему-то не мог подняться. Чтобы не видеть всех этих лезущих в душу отлакированных деятелей, Серов опустил голову, закрыл глаза.

Вдруг шерстистая, словно обезьянья лапка мягко мазнула его по щеке.

- Ной Янович? Ты? Ё-моё... Жидила ты мой прекрасный! Лена у вас?

- Уас, уас... Конечно, уас... В машине, в машине она... Пойдемте! Они вам ничего, ну ничегошеньки-таки не сделают! Вы скажите им только, где листочки...

доктора Воротынцева нашего листочки...

- Воротынцев жив?

- Жив! Жив и здоров... Чего ему, пердунчику молочному, сделается? Листочки назад просит! Ошибся! Ошибся он! Уж вы листочки отдайте. Вы ведь их никуда не отправили?

- Не отправил.

- Ну так и отдайте...

- Не могу. Мне Воротынцев строго-настрого наказал. Просто я в Москву не выезжал, а по почте не хотел отправлять...

- Ну тогда скажите только, где они спрятаны... А жену заберите... Или обманите их! Обманите! Скажите: листы там-то! А их там и нету! Они поверят, поверят!

Ной Янович от радости и возбуждения дважды подпрыгнул на месте.

- Скажите им, что листки у вас в Москве припрятаны! Они шасть туда! А вы - тикa ть, тикa ть! Подъем, пошли!

Ной Янович опять засмеялся, крепко ухватил коричневой лапкой Серова и сквозь толпу зевачьего люда медленно поволок его к стоявшей у аптеки, близ выезда с лавринской площади "скорой".

Из-за машины ловко вывернулся наблюдавший за приближавшимися Серовым и Академом Хосяк.

- Ну, наконец-то. Здравствуйте, пропажа!

Хосяк попытался улыбнуться, но улыбки у него не вышло. Лицо заведующего отделением выражало нетерпение и злость.

- Лена здесь?

- Здесь, здесь. Можете забирать свою драгоценную! Мы ведь ей только помочь хотели, извелась она с вами вконец! Так что берите! - Хосяк кивнул небрежно на задернутые занавесочки "скорой". С переднего сиденья, сквозь открытое ветровое стекло сладко и загадочно улыбалась и кивала утвердительно головой, словно подтверждая: "здесь Лена, здесь", Калерия. Серов подошел к двери, ведущей в салон, подумал о том, что и в самом деле извел жену, рванул дверь на себя и, получив сзади короткий, хорошо рассчитанный удар костяшками пальцев в затылок, провалился в небытие.

Очнулся Серов где-то за Сергиевым, кажется, в районе Семхоза, так ему во всяком случае угляделось через окошко, сквозь теперь уже неплотно задернутые занавесочки.

- ...надо было сюда завернуть. Место "по вызовам" знакомое, эфир проницаемый, не то, что в Посаде... Может, выйдем на кого-нибудь новенького, - услышал он носовой, приглушенный голос Калерии.

- Не хватало тут еще застрять! Прямо! Потом налево! Через Хотьково и на основную дорогу! - огрызнул Калерию из салона через растворенное в кабину окошко Хосяк.

Серов из-под полуприкрытых век оглядел "скорую". Он лежал на спине, почему-то ногами вперед, в кабине на высоко поднятых и хорошо укрепленных над полом носилках. Руки его связаны не были. Рядом, на откидном стульчике, сидел, сгорбясь и выставив далеко вперед остро-костистые колени, Хосяк. Больше никого в салоне не было: виднелся лишь край брошенного на пол белого халата, да близ боковой стенки стояла широченно-высокая бельевая плетеная корзина. Корзина была прикрыта такой же плетеной крышкой. Похожие корзины выставлялись по утрам на каждом этаже 3-го медикаментозного. Вел "скорую" Полкаш. Его Серов узнал по детскому застенчивому месяцевидному шраму на затылке, по бычьей шее.

"Где Лена? Они не взяли ее с собой! Оставили в Абрамцеве? Узнали, где я, и отпустили? Подняться, подхватиться! Впиться Хосяку в горло! Пусть скажет, гад, где!" Легкий шорох отвлек Серова от мучительных мыслей.