Юродивый

Я постепенно приходил в себя. Восстановиться помогло то, что нельзя было расслабляться, и это в свою очередь, мобилизовало организм. Наконец мы с Николаем, так звали рукастого колодника, выбили последнюю кандальную заклепку и освободили последнего пленника. Им оказался удивительно спокойный мужик в ветхом армяке, лаптях и посконных портках. Тогда как все торопились обрести свободу как можно быстрее, он один не суетился, не просил заняться им в первую очередь и вел себя, что называется не адекватно. Лишь только Николай разогнул железную полосу его кандалов, как он перекрестился, поднял свой браслет, внимательно его рассмотрел, и заискивающе заглядывая мне в глаза, сказал:

— Цепь — то хороша! Ты ее себе возьмешь или как?

— Зачем она мне нужна? — удивился я.

— Ну, мало ли, в хозяйстве все пригодится. Так если она тебе не нужна, может, я себе заберу?

Мы с Николаем переглянулись и невольно засмеялись.

— А ты разве не беглый? — спросил он.

— Какой там беглый, я здесь неподалеку живу.

— А как на цепь попал?

— Как все, поймали и приковали.

— Сказал бы что ты крестьянин, назвал у кого в холопах, — наивно посоветовал я.

— Скажешь им, — угрюмо буркнул он, искоса поглядывая в сторону избы, в которой лежали связанные стражники, — сразу же в зубы и молчи! Так можно цепь забрать?

— Бери, — разрешил я.

Мужик обрадовался и низко поклонился.

— Вот за это спасибо, так спасибо!

— А за освобождение? — поинтересовался я.

Он удивленно посмотрел, не понимая, как можно благодарить за такую пустую услугу. Однако вежливо повторил слова благодарности и, не теряя времени начал скручивать длинную, тяжелую цепь.

— Как же ты ее потащишь? — сочувственно спросил Николай.

— Ничего, как-нибудь, своя ноша не тянет.

Теперь можно было уходить и мне.

— Ладно, прощайте, — сказал я товарищам по несчастью, — желаю удачи!

— Послушай, друг, — вдруг сказал колодник, — ты сейчас куда пойдешь?

— Туда, — махнул я рукой в сторону юга, — мне нужно выйти к Оке.

— Можно мне с тобой?

Меня просьба удивила. Николай никак не походил на нерешительного человека не знающего, что с собой делать или склонного кому-то подчиняться.

— Куда со мной? У меня путь далекий, да нам и и не по пути.

— А мне все равно куда идти, а вдвоем все-таки веселее.

Это было сущей правдой, ходить в одиночку по нашим дорогам было рискованно. Другое дело, что в мои планы напарники не входили, потому я отказался:

— Ничего не получится, да и врагов у меня так много, что находиться со мной вместе опасно.

— А у кого их мало! — осклабился он. — Доберемся вместе до Оки, переберусь на ту сторону, а там подамся в казаки, все лучше, чем здесь на цепи сидеть. А тебе, пока не выздоровеешь, цыпленок голову свернет. Давай попробуем вместе, а там как придется. Разойтись никогда не поздно.

По поводу цыпленка я уверен не был, но чувствовал себя и, правда, отвратительно. Нервное напряжение прошло, и теперь навалилась слабость, тошнота. Голова временами куда-то уплывала. Короче говоря, у меня было самое нормальное состояние человека после черепно-мозговой травмы и сотрясения мозга.

— Ладно, давай выходить к Оке вместе, — не очень раздумывая, согласился я. — Пойдем отсюда лесом.

— Это само собой, по дорогам сейчас не пробраться.

Разговаривать нам больше было не о чем, и мы пошли к воротам. Там на связанной в груду цепи сидел ее новый владелец.

— Говорил тебе, что не утащишь, — сказал ему я.

— Не изволь беспокоиться, — ответил он вполне бодрым голосом. — Как-нибудь донесу.

Мы вышли за ворота и сразу свернули к лесу. Над головой щебетали птицы. Уже начинало светать, но под деревьями еще было совсем темно, так что мы сразу будто ослепли, шли, как ни попадя, продираясь сквозь кустарник и мелколесье.

— А бьемся об заклад, что тот мужик сейчас спалит стражников, — неожиданно сказал Николай.

Я понял, о ком он говорит, но мне так не казалось.

— Вряд ли, он же крестьянин, а не разбойник.

— Спалит. Больно жаден. В конюшне осталась лошаденка, вот он и ждал, когда мы уйдем, чтобы ее забрать. Ему же нужно цепь домой отвезти, а стражники ему полная помеха.

— Что же ты сразу не сказал! Надо было его прогнать!

— Не пойму я тебя, — задумчиво сказал Николай. — Тебе-то что за дело? Ну, сгорят эти, что других гадов на Руси на смену не найдется?

— Я вообще против душегубства, — сердито ответил я, понимая, что сейчас не скажу, ему будет, по крайней мере, непонятно. — Не для того человек на землю приходит, чтобы из него головешки делали. И не тому скопидому решать, кому жить, кому умирать!

Дальше мы шли молча, но Николай, оказывается, обдумывал мои слова и неожиданно сказал:

— Сам-то ты не прошло и часа, как человека убил, это как понимать?

— Я убил не просто так, а защищая свою и ваши, между прочим, жизни. А вот вы зачем забили двоих стражников, когда можно было их просто разоружить!

Николай посмотрел на меня и засмеялся.

— Мы же таких как ты зароков не давали! И как было не убить сгоряча, когда они тебя хотели бердышами на куски покромсать! Простой народ тоже нужно понять, мы другие, чем вы бояре.

— С чего ты решил, что я боярин? — удивился я.

— С того, что гордый очень.