После вечерни я пошел в дом госпожи Стаматы. Ее дочь очень удивилась моему приходу, поскольку, не желая приглашать меня поздно вечером, она имела намерение лишь на следующий день попросить меня причастить маму. Я вошел в комнату госпожи Стаматы и причастил ее. Старушка меня поблагодарила и, ненадолго удержав мою руку, проговорила, тяжело дыша: «Дорогой мой отче, позаботься о моей дочери и о моих внуках…» Ее дочь была в разводе и самостоятельно воспитывала двоих детей.
Когда я уходил, Мария, так звали дочь госпожи Стаматы, спросила, кто меня известил. Я ответил, что женщина, которую она послала, сообщила об этом юродивому Иоанну. Однако Мария посмотрела на меня с недоумением.
Через два часа после Причастия, около 10 часов вечера, госпожа Стамата отошла ко Господу. В тот момент рядом с ней была ее дочь, двое внуков и юродивый Иоанн, который читал Псалтирь. Об этом мне поведала сама Мария, которая находится сейчас здесь и может все подтвердить.
Мария тут же поднялась со своего места и попросила:
— Отец Василий, расскажите и о том конверте с деньгами, который, как я думала, оставили Вы, и поблагодарила Вас за это.
— Да, вспомнил! Мария нашла на одном из стульев в комнате конверт со 100000 драхм. Она подумала, что это я его забыл, и пришла ко мне, чтобы вернуть деньги. Но я ничего не знал об этом конверте.
— Как же так, отче? Ведь Вы и юродивый Иоанн были единственными, кто входил в наш дом, — возразила мне Мария. — Блаженный, когда я его спросила об этом, ответил: «Пресвятая Богородица все это делает. Поскольку ты бедная, Она прислала тебе этот конверт на расходы по погребению». Я ему не поверила и подумала, что это Вы подложили деньги, но хотели скрыть свой добрый поступок.
— Нет, дорогое мое чадо! Я бы тебе прямо сказал об этом, — ответил я тогда Марии.
Все присутствующие были очень растроганы, услышав о таких удивительных случаях.
Кир-Анастасис открыл письмо и попросил подойти одного юношу, по имени Константин, и стать рядом с ним. Многие годы все жители квартала считали Константина «отбросом общества». Однако за последние два года в нем произошли большие перемены, и теперь он собрался жениться на студентке Екатерине, но столкнулся с несогласием ее родителей. Конечно же, они имели все основания противиться их браку, поскольку Константин длительное время был пленен сетями мерзкого порока гомосексуализма…
ИСПОВЕДЬ КОНСТАНТИНА
Константин с заметной нерешительностью подошел к кир-Анастасису. Проходя, он заметил, с каким любопытством все устремили на него свои взгляды. На удивленных лицах присутствующих он увидел выражение недоумения. Он и сам недоумевал, почему из всех находящихся в храме кир-Анастасис пригласил именно его.
Вдруг словно какая-то необычная сила подтолкнула его, и он, украдкой посмотрев на свою возлюбленную Екатерину, попросил позволения сказать несколько слов. Но кир-Анастасис хотел сначала зачитать письмо и уже потом дать ему слово. Тогда отец Василий попросил: «Анастасий, позволь ему сказать».
Константин с трудом заговорил:
— Я считаю себя самым худшим существом, которое когда-либо было на земле. Также я знаю, что и вы из-за моего прежнего греховного образа жизни воспринимаете меня, как опасную «заразу общества». Вы абсолютно правы. Я сам заслужил такое отношение к себе, потому что своим поведением я нанес вред не только себе, но и ближним моим, то есть вам и всем тем, кого я улавливал в сети греха.
Эту возможность, предоставленную мне кир-Анастасисом, я воспринимаю как самый благоприятный случай для того, чтобы у каждого из вас лично попросить прощения. Я недостоин, конечно же, вашего прощения, поскольку доставил вам столько страданий, что даже трудно себе и представить. Ведь я навредил не только друзьям и знакомым, родителям и родственникам, но и нашему кварталу, району, всему нашему городу, своим образом жизни внося грязь разврата в вашу каждодневную жизнь.
Конец моему стремительному падению положил юродивый Иоанн. Его молитвы вырвали меня из когтей не одного демона, а целого их легиона, гнездившегося во мне.
Я был трансвеститом[19] почти десять лет.
Тогда я думал, что смысл существования заключается в наслаждении. Одевался я вызывающе. К людям относился с крайним презрением и ненавистью. Я относился к себе так, будто был сосудом для наслаждения, который, как я думал, нужно каждый день наполнять до края. И настолько был погружен в эту адскую трясину, что человеческий ум и представить себе не может.