Юровские тетради

За меня ответила мать. Выпрямляясь и поправляя фартук, она сказала:

— Не надрывайся, румяненький, поберегай свою толстую кишку.

Зло сверкнув заплывшими жирком глазками, Филька пошел прочь. А я, еще раз взглянув на его форсистые сапоги (как же везет иным коротышкам!), побежал к шалашу, взял там большую косу и принялся косить ею. Назло Фильке. Пусть заткнется! Коса была поставлена высоко, не по моему росту. Мне приходилось подниматься на цыпочки, чтобы нос ее не втыкался в землю. С меня валил пар, спина взмокла, нестерпимо жгло ладони, в голове от напряжения стучало, но я весь был во власти азарта, изо всех сил махал косой. Мать велела передохнуть и положить тяжелую косу. Я тряс головой: ни за что! Одно было в мыслях: как бы далеко не отстать от соседей. И я напрягал и напрягал усилия, махал и махал косой и слышал лишь одни звуки: вжик, вжик. Да еще замечал, как слева от меня тянулся травяной вал, такой же крутой, как и на покосье у мамы, терпко пахнущий.

Косили мы дольше всех. Когда шли к шалашу, то солнце уже высоко поднялось над березняком. Ноги у меня заплетались, как у пьяного. Саднило руки: за одно утро я успел не только набить волдыри, но и прорвать их. Мать шагала рядом, выговаривая мне: говорила-де, так не послушал, ай, дурачок-дурачок. Но в голосе ее была не обида, а уважение.

Вдвоем с мамой мы потом сушили сено и сгребали в копны. Приехавший после полудня отец немало удивился тому, что было сделано, и начал хвалить мать. Она же указала на меня:

— Ему, Кузене, говори спасибо. Без него бы…

Отец подошел ко мне, похлопал по плечу и тихо сказал, что в долгу не останется. Говорил он вполголоса и вообще, как всегда после запоя, был, что называется, тише воды, ниже травы! Что бы ни заставляла мять, все делал безотказно, ни разу не присел отдохнуть.

На вечернюю косьбу мы вышли втроем, косы отец так отбил и наточил, что они будто бритвой снимали траву. Первое покосье вел отец, второе мать, а я замыкал их. Но я часто замечал, как отец оглядывался и мигал мне: вижу, мол, что помощничек вырос!

После косьбы он повел Мышку на выпас, а мне мотнул головой — гуляй, Кузьма! Я только этого и ждал. Побежал было к мальчишкам, но на полдороге меня подстерегла Ляпа.

— Пойдем со мной, — приказала.

— Куда? — остановился я.

— Силантию мстить. За дядю Семена. Не разевай рот. Пошли!

Отведя меня немного в сторону, она зашептала:

— Давай разорим его копны, раскидаем сено.

— Подумаешь, месть!

— Тогда давай угоним его лошадей.

— Дуреха, чем же лошади виноваты?

Ляпа немного подумала:

— Знаешь что, пойдем подрежем опоры у палатки. Как уснут, так и подрежем, палатка их и накроет. Пускай побесятся.

— Не дело!

— Да ты трусишь, что ли?

Ляпа всегда бьет под корень. Но чего мне трусить? Да если бы она знала, что я говорил утром маме, то вытаращила бы свои зеленые глаза. Мстить так мстить!

Однако какие ни перечисляли способы, сошлись все же на первом — заняться копнами. Выждав, когда в березнячке стало тихо, мы прошли на первый же силантьевский участок и принялись разбрасывать сено. Рушили копну за копной, одну спихнули в реку. И так увлеклись, что не услышали, как Силантий подкрался к нам. В воздухе просвистел кнут и больно огрел меня по спине. Я вскрикнул и побежал в одну сторону, Капа бросилась в другую. Вдогонку нам посыпались ругательства.

Запыхавшись, я сунулся в шалаш. И не успел еще прийти в себя, как услышал топот и злющий голос. Силантия:

— Где он? Да я его, стервеца, в порошок…

Отец лежал на телеге. Поднявшись, начал стыдить Силантия:

— Побойся бога, не полоши народ.

— Ха, защитник нашелся! Где твой Кузька? Он с кем-то на пару все мое сено разбросал.

— Приснилось небось. Кузеня давно дрыхнет.

— Не могет быть. Сюда бежал…

Чтобы подтвердить правоту отцовских слов, я захрапел, да так, что и мать разбудил. Она толкнула меня в плечо.

— Повернись на бок, не храпи.

Я и на бок повернулся, но храпеть не перестал. Отец сказал:

— Видишь, как разоспался парень. Умаялся он сегодня.

Силантий, потоптавшись, пошел дальше искать злоумышленника. Утром отец погрозил мне:

— Будь доволен, что Силантий не догадался пощипать твои холодные пятки. Тоже мне нашелся, чем мстить. С такими надо не так.

— А как?

Прежде чем ответить, отец закурил цигарку и, выпуская через ноздри дым, сказал:

— На войне мы не давали таким головы поднимать. Прижимали. А как здесь… Они что ладят? Вновь землю захватить. Оно ведь как? У кого земля — у того и сила. М-да…

Тут он задумался и принялся щипать кончики усов.

После завтрака мы пошли на пожню. Проходя мимо Силантьевой палатки, увидели, как он носился с плеткой вокруг телеги, кричал на всех, потом, вырвав из рук работника поводья, с размаху ударил кулаком в морду застоявшегося мерина, скривил губы и, вскочив в седло, погнал коня. С минуту раздавался стук копыт о спекшуюся землю лесной тропы.

— Видать, позвали, куда надо… — заметил отец.