- Если бы мы вчера в ночлежке не обнимались, то…
- Нет, Кора. Ты тут не причем. Она сходить с ума начала, как только мы переехали. Все время бесилась и злилась. Ты ее сильно видать раздражала.
- Не надо было переезжать вам. Но я хотела как лучше – повинилась я.
- Знаю. Я думал о безопасности. Думал, утрясётся. Но не утряслось.
Мы пили долго. Весь день и вечер. Иногда мы трезвели. Приходил его заместитель – отчитывался, о ходе расследования. Там уже все было решено и оставались формальности, с которыми его подчиненные справлялись. Мы и ему налили. Тот выпил и смотрел на Уинна с ноткой зависти и восхищения.
- Эх! Какие бабы у тебя! Одна краше другой! Мне б хотя бы половину вот такой! – уходя, с заплетающимися ногами и языком, выдал он.
Приходил Виктор. Отчитался что состояние Эдмунда не критичное, жить будет. И присоединился к нам. Мы и с ним выпили.
И началось. Все беды от баб. Как же они выносят нам мозг. Вот Кора подтвердит. Я подтверждала и подливала. Уинну нужно. А Виктор.… Ну и ему нужно.
Все уже были в курсе, что Никки ушла от Уинна. Виктор слушал и сказал, что перевел ей денег. Много денег. Ей хватит на год. Тут выяснилось, что и Уинн перевел через банк еще неделю назад и что ей хватит на все два.
- Неделю? Уже тогда? – охнула я.
- Ну да. Чувствовал что-то такое – кивнул друг.
- Ну,… вот она и смоталась. С такими-то деньгами – хмыкнул Виктор, а я на него недобро глянула.
- Мочу, молчу – хмыкнул он, и мы снова выпили.
- Алфереш-Мор и начальник полиции пьют на моей кухне. Кому я смогу это рассказать? Мне же никто не поверит! – вдруг раздались причитания.
А мы втроем переглянулись, и громко расхохотались. И тут я поняла, что все у нас будет хорошо.
… Я тогда не знала, что ошибаюсь…
*«Гроб в четыре пенни»
— термин времён Викторианской эпохи, описывающий одни из первых приютов для бездомных или попросту ночлежки, которые были созданы для жителей Лондона. Они выглядели примерно так, как я и описала. У меня на страничке в контакте я выложила фото, как они выглядели, или можно найти их в инете.Глава 19. В воскресенье в музее долго смотрел на картину Мане «Кабачок», искал, где там, собственно говоря, кабачок
-Вы искушаете?
-Нет, просто показываем.
-Босхиальное.
- Кора! Милая, в меня нельзя швыряться чесоткой! Я же только из больницы!
- Доктор сказал, что ты здоров! Индюк щипанный!
- Кора! И вот диарея тоже лишняя. Это ты в своем морге понабралась? Я болен!
- Я тебя потом сама вылечу!
- Кора, но я же извинился!
- Да! За что? За то, что полез без подкрепления в самое логово бандитов и воров? В самую знаменитую ночлежку квартала Айтчепл? Во фраке? Мозгов совсем не было? Испарились?
- Ай, Кора! Больно. Эти огненные искры щиплются! Я не виноват! И я туда не лез. Я мимо проходил!
- Мимо? И в чем ты не виноват? В том, что такой самовлюбленный осел?
- Ай!
- В том, что мозгов так и не нажил к четвертому десятку? В чем ты виноват?
- Ой!
- Что думаешь только о себе? Эгоист махровый!
- А вот сейчас обидно было! Ой! Виктор! Она меня убивает! А я только после больницы!
Виктор невозмутимо поднял голову от бумаг и хмыкнул.
- Я бы присоединился и помог…. Коре. Поэтому не вмешивай меня, Эд – ответил он.
А Эдмунд бросился от меня наутек прямо в детскую, где его за баррикадой ждали Винс и Пьер.
Перед эти я уже один раз разрушила баррикаду, и Эдмунд вылетел, отвлекая меня и давая сыновьям время её восстановить.
Я же села в кресло и сдула прядь волос со лба. Сложное это дело воспитание.
С момента ранения Эдмунда прошло две недели. В столице наступило странное затишье как перед большой бурей. Я работала, ездила на приемы в сопровождении Виктора и Натали, но делала это не часто. Эдмунд всё это время провел в Центральной больнице, наотрез отказываясь перебраться в особняк. Меня боялся. Я хотела было его навестить, но Виктор сказал, что Эдмунд просил не приходить. Я спросила о причине. А тот сказал что-то неопределенное. Мол, не хочет Эдмунд показывать слабость, передо мной.
- Ага, то есть лежать в гробу в обносках и с ножом в животе - это ничего. Это можно. Кора и не такое видела. А вот на больничной койке – это не нужно. Это мы стесняемся – пожала я плечами.
Но не приходила. Это его выбор и я его уважала. Но по приезду в особняк устроила ему «теплый» прием, тем более что профессор Лоринж меня проинформировал, что хотя и есть еще последствия ранения, но даже швы уже сняли. А магическое истощение удалось почти полностью ликвидировать. И хотя поберечь себя следует, но в целом Эдмунд здоров.
Я даже вспотела, носясь за ним по всему особняку и насылая на него легкие проклятья, попадая заклинаниями, не причиняющими особых проблем, и кидаясь в него подушками. Винс и Пьер были в полном восторге. Узнав причину моего недовольства, которую я им подробно объяснила, оба покачали головками и сокрушенно сказали:
- Дядя Эд, это было не умно – сказал дипломатичный Винс.
- Дядя Эд, мама говорит что – «Глупого и в алтаре бьют» - процитировал меня Пьер.