Юся и эльф. Все любят котиков

Про Пресветлый лес она могла говорить долго и с немалым удовольствием, всякий раз перемежая рассказ вздохами, взглядами, преисполненными печали, и скрытыми упреками: сколь жестоко было со стороны леди Алауниэль уезжать куда-то, отрывая от матери единственного сына.

А главное, чудилась за всеми этими разговорами скрытая издевка.

Просто чудилась.

– Бабушка! Ты приехала! – Тири смахнул с уха липкую паутину. – Я так рад…

– Мы все рады, – в сторону произнесла леди Алауниэль. – Безумно…

– …ты как раз вовремя…

Он вытолкнул вперед свою девицу, еще более заморенную и чумазую, нежели обычно. Облаченная в нечто, вида преудивительного – будто тончайшее кружево набросили поверх невероятно грязной, драной одежды – она выглядела именно тем, кем являлась: человеком.

– …знакомься, – Тири положил руки на плечи девицы, и платье, от которого разило незнакомой силой, шелохнулось. – Это Юся. Моя жена…

Леди Алауниэль прикрыла глаза. В присутствии свекрови и сознание не потеряешь, будет потом двести лет изводить намеками на слабое здоровье.

– А мальчик-то вырос, – заметила леди Эрраниэль со странной усмешечкой. – Поздравляю.

Кого именно поздравляли, леди Алауниэль не сочла нужным уточнять.

А человечка, икнув, должно быть, осознала глубину своего падения… сиречь, вышину взлета, сунула руку в карман и вытащила нечто крохотное.

– А это вам… – сказала она, раскрывая ладонь. – Подарок…

И не иначе, чем пережитым шоком, нельзя было объяснить, что леди Алауниэль покорно протянула ладонь, в которую упал махонький полупрозрачный шар. Правда, он моментально развернулся и…

…эти полупрозрачные, будто вырезанные из драгоценного камня, стебли. Тончайшие листья, преломляющие свет. И махонькие, с булавочную головку, бутоны.

Быть того не может…

…они исчезли. Или считались исчезнувшими еще в незапамятные времена, да и тогда были редкостью.

Они селились в глубинах гор.

Или в подземельях, отмеченных силовыми аномалиями.

Они… являли собой воплощенную частицу бога, во всяком случае, так считалось. Правда ли это, леди Алауниэль не знала и проверять не собиралась. В конце концов, какая разница? Главное, теперь в ее доме появилось собственное сокровище.

– А ты мне горных эдамантов не дарила, – с нескрываемым упреком произнесла свекровь. Но в кои-то веки леди Алауниэль ее не услышала.

 

Я забралась в гамак, который удивительным образом возник во дворе, не иначе, как в знак траура по моей особе, и закрыла глаза.

Хорошо.

Тепло.

Шелестит малина. И платье мое, превратившись в некое подобие шали, свесилось с гамака, норовя дотянуться до глянцевых листьев и синих ягод. Малина дразнилась.

Платье…

…ночью оно сожрало любимую мою рубашку, заняв ее место на плечиках. И вот даже цвет сменило, правда, менее кружавчатым не стало, поэтому подмена не удалась.

Я ругалась.

Грета просила отщипнуть кусочек.

Платье дрожало и притворно роняло лепестки, которые тут же возвращались к основной массе. А потом взяло и растеклось шалью. Что ж… вечера холодают, и шаль мне пригодится.

Дома было…

…не так.

И я ведь предполагала, что из Северного кряжа мое семейство, вдруг ставшее слишком большим для этого дома, выпустят. Проводили с почетом и соболезнованиями, мне даже медаль вручили.

Посмертно.

Крупную такую, но, как выяснилось, позолоченную. Оно и верно, каждой жертве по золотой медали – этак и разориться недолго. Но медаль я оставила. Буду любоваться в приливах меланхолии.

Я качнула ногой, и малина попритихла. А за забором затаилась темная тень. В доме же что-то гремело, звенело и…

– Вечер д-добрый, – Эль тронул старую яблоню, к стволу которой прикрутили гамак. – Т-ты не б-будешь возражать, если я завтра п-перевешу его? Ей неудобно.

Если неудобно, то да…

– Перевешивай, – я снова качнула ногой, но гамак, пойманный малиной, не шевельнулся. Платье же застыло, притворяясь обыкновенной шалью.

Он кивнул.

И протянул леденец на палочке. Петушок. Красный. А хвост и гребешок сусальным золотом покрыты. Я такие когда-то любила.

Давно.

В детстве.

– Спасибо, – во взрослом состоянии грызть леденцы было как-то не очень удобно, но с другой стороны, кого мне стесняться? И я зажмурилась, пробуя петушка. Было страшно, что вкус у него изменился. Но нет, такой же сладкий.

Такой же…

– Маншула нашли… п-патруль… з-завтра доставят.

Я кивнула и попросила:

– Записку пускай…

– Н-нам п-придется дать п-показания… б-будет разбирательство.

И гномы попытаются представить дело несчастным случаем. Вот только сомневаюсь, что у них выйдет: уж больно расстроенной выглядела моя свекровь после нашего рассказа. Стало быть… пусть разбираются, главное, чтобы вниз не лезли.

Не стоит отвлекать богов от игрушек.

– Я с-слышал, что твоя с-сестра уезжает, – Эль устроился на клубке малиновых ветвей. – Х-хорошо тебе.

Подхалимка.

– Все еще воюют? – поинтересовалась я.

Он с горечью кивнул и пожаловался:

– Вчера п-пытались р-решить, к-какими д-должны быть наши п-покои… и б-бабушка сказала, что останется на п-пару н-недель. Или м-месяцев.

С ее приездом бедолага стал заикаться больше. Вот что забота родственная с людьми делает.