Юся и эльф. Все любят котиков

Что-то пила, большей частью горькое, оставляющее на языке характерный травяной привкус. Давилась лекарствами. Слушала убаюкивающее мурлыканье мертвого маншула и тихие рассказы мужа.

А рассказывать он и вправду умел.

Зря его Юся отпустила… то есть, сама виновата. Но у нее теперь кладбище, а я вот слушать буду. Про границу и про нежить, про города эльфов, которые не совсем города. Про леса вечные и величественные… сказки я всегда любила, главное, не думать, что когда-нибудь любая сказка заканчивается.

 

- …а устрицы вам дохлые подсунули, - сказала я, потыкав в устрицу двузубой вилкой. Бывшая подруга скривилась, а папуля, большую часть времени выразительно помалкивавший, позволил себе приподнять бровь.

Что? Может, я и не высокого воспитания, но было у меня дело на морском берегу, ловила мелких пакостников, которые повадились добрым людям сети путать. Вот там, пока ловила, и научилась, что в устрицах разбираться, что в морских гребешках, которые вовсе не нужно выжаривать до состояния подошвы, чтобы потом эту подошву в белом вине утопить.

- Какой кошмар, - воскликнула Марисса, покосившись на супруга, который сидел, тихонько в тарелке ковыряясь. – Я непременно с этим разберусь.

- Ага…

Эль от устриц благоразумно отказался, как и от икры летучей рыбы, которая, пусть и считалась деликатесом, но явно подгулявшим. Интересно, это для меня так расстарались или и вправду не понимают, что кухарка их дурит?

Папенька мой, подремывавший в углу стола с видом независимым, встрепенулся.

Поднялся.

И сказал:

- Пришло время кое-что обсудить… - обе руки его легли на стол, и на мизинце блеснуло такое до боли знакомое колечко.

Помнится, это его я оставила перед склепом.

А Юся пообещала, что не станет убивать человека, который это колечко придет забирать. Нет, если бы папенька сам явился, она бы вряд ли сдержалась, но, как я и подозревала, послали за колечком мальчишку из беспризорных…

Сказать, что не то?

Он знает.

Должен был понять. Почувствовать. Родовые вещи, они ведь не просто так… а здесь… подумаешь, белое золото и пара камешков средней паршивости. Красиво, но бестолково. Однако папенька напялил, и это само по себе внушало немалое подозрение. Как и эта вот, внезапно появившаяся, благостность во взгляде. Не люблю, когда на меня так смотрят.

- Что? – и глазами похлопать.

- Дядя… - вздохнула Марисса.

Глава Гильдии некромантов отмахнулся.

А ведь я на него не похожа… счастье-то какое.

- Девочке пора покинуть этот город, - прозвучало веско.

- Зачем? – я ткнула вилкой в полупрозрачное желе, в котором застыли комки зеленых водорослей. Желе содрогнулось, но вилке не поддалось.

- Климат здесь… не подходящий.

- Ага, - согласилась я. – Дожди идут. Крыша течет, но мы уже договорились, что ее починят. Надо только подождать пару дней, пока бригада освободится. И с погреба заодно воду откачают. Стены тоже бы поправить не мешало, но это уже другим разом.

- Уезжай.

- Куда? – желе я все же проткнула, но лишь затем, чтобы убедиться, что вилка надежно застряла в дрожащей этой массе.

- Не имеет значения. Здесь тебе не рады.

- Так это не мои проблемы.

- Будут твоими.

Эх, папенька, не любите вы свою дочь, единственную, между прочим. То есть, я полагаю, что единственную, но мало ли. Жизнь, она любит сюрпризы преподносить. И папенька хмурится зря. Никуда я не поеду. Мне теперь тут жить интересно.

Стало.

И между прочим, эльфячья бабушка, снизойдя до визита в наши пенаты, сказала, что места, конечно, маловато, однако в остальном у дома хорошая аура.

Почти одобрение.

И росток высадила какого-то жутко редкого древа. Малина тотчас переползла к нему, обвила белоснежный ствол, растопырила колючки, всем видом своим показывая, что обидеть сиротинушку не позволит. И вот куда нам ехать? С эльфом, маншулом, малиной и этим… сиротинушкой, который за две ночи вымахал до уровня крыши.

- Папенька, - я откинулась и ноги вытянула. – А не пойти ли вам в эльфийские чащи. Я даже проводника найду. Хорошего.

Глаз папенькин дернулся.

Левый.

Правый потемнел. Ишь ты… ему бы у целителей провериться.

- Когда узнала?

- Юся рассказала… небось, меня в ее честь назвали? Чтоб точно не обозналась.

Запыхтел.

Поднялся тяжко. Ишь, сила клубится, что туча черна. Давит просто-таки… ничего, не раздавит.

- Если ты… когда-нибудь раскроешь рот… тебе не поверят.

- Успокойтесь, - тихо произнес мой муж, отодвигая тарелку с нетронутой перепелиной тушкой. Что, и их умудрились испортить?

- И доказать ты не сможешь.

- Я и не буду, - больно оно мне надо, по судам ходить. Нудно, долго и, что куда важнее, дорого. А результат сомнителен. В самом деле, в смерти Юсиной папеньку не обвинишь. За деяния предков он ответственности не несет. Сама я жива, здорова и вообще…

…поди-ка докажи наличие преступного умысла.

Да и грех жаловаться, руку на сердце положа. Не будь у папеньки желания вернуть родовой перстень, глядишь, и я на свет бы не появилась. Но это еще не значит, что я позволю себя из города выживать.

- Надеюсь, вы понимаете, - Эль поднялся. – Что я и не только я озабочен происходящим в городе.