Юся и Эльф

Свадьба – это, конечно, хорошо и даже замечательно, но где-нибудь в отдаленной перспективе, а не чтобы вот так и сразу. Когда вот так и сразу, то это уже не свадьба, но полнейшее безобразие.

Сестрица же, испустив тяжкий вздох, сказала:

– Ты только не ругайся. Я все объясню.

А я засунула карамельку за щеку. С карамелькой за щекою ругаться как-то не получалось.

Дело было в любви.

И еще в Гретином волшебном эликсире, который местные оценили сполна, да и не только местные. Небольшая реклама, и вот уже желающих приобрести чудо-зелье столько, что очередь приходится расписывать на месяцы вперед.

Нет, это хорошо. Удачно.

И можно, конечно, нанять кого-нибудь, тем паче Грете намекали, но в кои-то веки она намеки предпочла не услышать, здраво рассудив, что открыть рецепт проще, чем закрыть его. Какое отношение это имеет к любви? Самое что ни на есть прямое. Эликсир Грета продавала через лавку многоуважаемого Торвуса – гнома, в городе известного. Сам-то он в силу возраста от дел почти отошел, передав оные вместе с лавкой сыну.

А уже сын…

Сын был хорош. Деловит. Практичен. И доход от лавки сумел повысить едва ли не вдвое. Это до эликсира… а уж с ним…

– Понимаешь, мы патент оформим, я документы уже подала, – Грета нервно теребила розовые бусики, обмотанные вокруг запястья. – Передам права на пользование Эрику, а у него троюродный брат в столице. Представляешь, какие перспективы открываются?

– Ага, – мятные карамельки были хороши.

Сладенькие. Нервоуспокаивающие.

– И я подумала, что лучше жениха не найти. Только… он единственный сын, наследник. А я кто?

– Кто? – я была в том благостном состоянии, когда могла лишь слушать и задавать вопросы.

– Никто… сиротинушка… – Грета всхлипнула.

– Горькая, – подсказала я.

– Почему?

– Так жалостливей.

Она вздохнула.

Нет, любовь была взаимной, а подкрепленная радужными перспективами обоюдной выгоды – все-таки проснулась в сестрице гномья кровь – и вовсе, можно сказать, неземной. Эрик дарил браслеты. И этот, с бусинками, тоже. В трактир водил. И матушке представил.

Вот тут-то и случилась… неприятность.

Матушка у Эрика была из рода старого, почтенного, а потому Грете не обрадовалась.

– Она назвала меня полукровкой.

– Ты и есть полукровка, – я погладила широкий лист малины. – Даже четвертькровка, хотя так не говорят.

– Безродной, и вообще…

Именно тогда в Гретину светлую голову пришла чудеснейшая мысль отыскать папочку. А что, имя она знала, остальное же оказалось не так и сложно.

– Понимаешь, она нас ждет в гости, и если… если ей не понравится, то она не разрешит Эрику сделать мне предложение.

Я вздохнула.

Интересно, сказать Грете, что, даже будь она дочерью Подгорного короля, вряд ли бы понравилась будущей свекрови? Уж не знаю почему, но чувствовала я это ясно. А еще чувствовала, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Но Грета уставилась на меня и, шмыгнув носом, добавила:

– Тебе хорошо… у тебя целый эльф имеется.

Эльф имелся.

И вполне даже целый, хотя местами и погрызенный. Он по-прежнему появлялся ближе к ночи, устраиваясь в беседке, и мы пили чай.

Пили и молчали.

Порой говорили, но о вещах каких-то посторонних, к высоким материям отношения не имеющим. Он приносил эклеры и сахарные трубочки, а я заваривала Гретины сборы.

Нам было хорошо.

Мне во всяком случае. А Эль… как-то притащил Большой справочник нежити. И еще подробную карту провинции, которую я повесила на стене в спальне. Были булавки с разноцветными камнями. И споры шепотом о том, стоит ли нападение свирдлов на рыбацкую деревушку считать особым происшествием.

Я знаю, он обращался в гильдию с запросами, но…

С гильдией у меня сложные отношения. И у эльфов тоже.

Как бы то ни было, но прошедшие месяцы выдались на редкость спокойными, и это должно было насторожить.

– Ты же пойдешь? – робко поинтересовалась Грета.

А я вздохнула. Пойду. Куда ж я денусь. Вот интересно, должна ли я знакомить Гретиного папеньку со своим женихом, с учетом, что папенька, как по мне, личность пресомнительного достоинства, а жених и вовсе подставной?

Эль явился после заката, и малина зашелестела, приветствуя кормильца. Побеги стлались, листья сворачивались, выпрашивая сушеное мясо, которое Эль носил в кулечке.

– А что с ней зимою будет? – поинтересовался он, пытаясь отцепить особо наглый побег от рукава куртки.

– Понятия не имею. Уснет.

Зимой весь наш двор засыпало снегом. Порой он добирался до окон и выше их, и тогда в доме становилось не только холодно и сыро, но еще и темно.

На меня воззрились с немым упреком.

– Да она живучая, – попыталась оправдаться я, а Эль вздохнул и произнес:

– Если ты не возражаешь, я укрою ее. Иногда случаются морозы, а розоцветные к ним весьма чувствительны…

И малина поспешно закачалась, всем видом своим притворяясь чувствительною и вообще показывая крайнюю трепетность натуры. Я же пожала плечами: если ему хочется, то пускай укрывает.

Эль же протянул мне коробочку и спросил:

– Что случилось?