Юстиниан. Топот бронзового коня

    Приближаясь к старости, Юстиниан терял энергию и энтузиазм. Смерть Феодоры (548 г.) была не только сердечным ударом для крепко привязанного к ней императора: она лишила его важной опоры, источника твёрдости и вдохновения. Ему уже тогда было около 65 лет, но он процарствовал до 82-летнего возраста, склоняя понемногу голову перед преградами, которые жизнь ставила его целям… Юстиниан умер в ноябре 565 г., не назначив себе преемника (Феодора оставила его бездетным). Племяннику его Юстину удалось беспрепятственно захватить власть […]

Михаил КАЗОВСКИЙ

Часть первая. «ПОБЕЖДАЙ!»

Глава 1

1

    - А скажи, Кифа, это правда, что хозяин твой завтра уезжают?

    Кифа посмотрел на неё сверху вниз, иронично, пренебрежительно, и с коротким выдохом сплюнул наземь шелуху от подсолнечных семечек:

    - А тебе на что?

    - Ты поедешь с ним? - продолжала наседать девушка.

    - Как же без меня! Я слуга ему. Верный оруженосец.

    - И не страшно в такую даль?

    - А волков бояться - в лес не ходить.

    - Так столица ж, Царьград!

    - Вот и хорошо. Самое место Велисарию.

    - Отчего?

    - Коли назван так. Вели-сар. То есть великий царь.

    У неё по лицу пробежала дрожь:

    - Нешто он в цари метит?

    - Ну, в цари не в цари, а высоких званий удостоится обязательно. Помяни моё слово. При его-то задатках!

    Девушка кивнула:

    - Да уж, Бог не обидел, это верно.

    Кифа продолжал:

    - Мы не просто так едем, а к хорошим людям - те помогут определиться.

    - Кто такие?

    - Помнишь ли Петра, что учился у нашего старого господина?

    - Саввин сын?

    - Точно, Саввин. Он теперь в Царьграде под крылом у дяди Устина. А Устин-то в Константинополе - знаешь, кто?

    - Нет, не ведаю.

    - О-о, такая крупная птица! Охраняет царя.

    - Самого царя?!

    - Самого царя. Видит каждый день, словно я тебя.

    - Ух ты, страшно как!

    Он скривился:

    - Что ты всё заладила: «страшно, страшно»!

    - Так ведь царь! Чуть не по его, может посадить на кол.

    - Может, разумеется. А с другой стороны, коль получится ему угодить, милость свою проявит и осыпет богатствами с головы до ног.

    - Угодить-то, пожалуй, сложно.

    - Надо постараться.

    Молодые люди стояли под деревом в яблоневом саду. Солнце бликовало в листве, заставляя щуриться.

    - Значит, уезжаете, - повторила девушка и склонила голову - так, что Кифа увидел на её макушке ровный прямой пробор.

    - А тебе-то что? - снова удивился слуга.

    - Грустно расставаться.

    Парень щёлкнул очередной семечкой.

    - Что, со мной? - и взглянул насмешливо.

    Та пожала плечами:

    - И с тобой, конечно…

    Он присвистнул:

    - Во рехнулась, девка! Ты по ком вздыхаешь? Молодой хозяин не для тебя.

    - Понимаю: не для меня…

    - Выбрось из головы. Даже не мечтай. Или что между вами было?

    Девушка молчала.

    - Было, да? На Ивана Купалу нешто?

    Заслонив лицо рукавом, бедная, заплакала. Кифа растерялся:

    - Вот ведь незадача! Что ты, право! Перестань, перестань, Македония, слышишь? - и неловко обнял страдалицу за плечи. - Ну, кому сказал? Хватит, хватит!

    Но она уже зарыдала в голос и уткнулась носом в полотняную рубаху у него на груди. Проведя ладонью по затылку девушки, Кифа проговорил:

    - Даже если было, так что? Он ведь господин и имеет право… взять себе любую прислужницу… Ты переживать не должна… - Вновь погладил и заключил: - Вот уедем, и забудешь его, выкинешь из памяти.

    Македония подняла лицо, мокрое от слез, и произнесла, сдвинув дуги-брови:

    - Нет, не выкину, не забуду, Кифа. И любить не перестану до конца дней моих.

    Он ответил хмуро:

    - Ну и глупо, девка. Обрекаешь себя на муки.

2

    На другое утро не успело солнце ещё взойти, а к отъезду Велисария из отчего дома было всё готово: лошади осёдланы, вещи собраны, и охрана, выделенная наместником Внутренней Дакии, спешившись, стояла около конюшен, ожидая сигнала.

    Велисарий в последний раз завтракал с отцом. По славянскому обычаю ели суп и кашу, запивали топлёным молоком. Старый Коста происходил из словен, живших на Дунае триста лет. А влюбился и женился на дочке ромея - стало быть, потомка римлян, латинян, что пришли когда-то сюда завоёвывать Дакию и Фракию. Вот и получилось, что у сына в жилах - и славянская, и римская кровь. Но славянской, конечно, больше. Да и выглядел он чистым славянином - златокудрый, голубоглазый, улыбчивый, и румянец яркий проглядывал из-под юношеской редкой поросли на щеках.

    В городе Сердике (по-славянски - Средеце, ставшем столетия спустя после описываемых событий болгарской Софией) Коста был человеком уважаемым: он преподавал детям в знатных семьях гимнастику и основы рукопашного боя, обучал метанию дротиков и стрельбе из лука. В те года эти дисциплины высоко ценились, наравне с античной литературой, древней историей, музыкой, пением и грамматикой латинского и греческого языков. Дом у Косты считался зажиточным, не богатым, но и не бедным. А на улице прохожие, повстречав учителя, неизменно снимали шапку и почтительно кланялись, словно аристократу.

    - Как устроишься, сразу напиши, - говорил отец, доедая кашу. - Коротко, но ёмко: жив-здоров, приютился там-то, занимаюсь тем-то. Чтоб я знал. И не волновался.

    - Обещаю, тятя.