Юстиниан. Великий законодатель

Велизарий отметил свое возвращение из персидского похода женитьбой на женщине по имени Антонина — вдове, имевшей взрослого сына. Прокопий намекает, что эта достойная дама, связанная узами родства с семейством знаменитых колесничих и известная в кругах участников скачек, «положила глаз» на Велизария в духе своего семейства, где всегда ценили победителей. Вероятно, ее влияние вдохновило Велизария принять предложение, которое могло повысить его статус в военной иерархии. Возможно, что сильная оппозиция Иоанна изменила чувства Велизария. Но в конце концов, положение было не таким безнадежным, как живописал его Иоанн. Велизарий не был круглым тупицей, чтобы не решиться на встречу с вандалами лицом к лицу. Много зависело от поддержки со стороны Юстиниана, который хотел сосредоточить беспрецедентную мощь в руках одного Велизария. Такая свобода действия, мощная поддержка, которой Сципион Африканский тщетно ожидал от республиканского сената, была дарована Велизарию монаршей милостью императора.

Велизарий был солдатом до мозга костей и не мог ослушаться повеления императора. Если император приказывает ему оставить свои кости в Африке, он отправится в Африку и выполнит данный ему приказ. Иоанн тоже не был готов заходить слишком далеко в своих протестах, он был другом императора и его министром в нашем понимании. Если Юстиниан будет продолжать настаивать на своей безумной политике, то Иоанн пожмет плечами и отправится заниматься своим прямым делом — выколачивать деньги. Там, где сдастся Иоанн, консистория тоже не станет держать мощную оборону. Епископы, конечно, ухватятся за возможность освободить страждущих братьев от тяжелого окровавленного сапога арианского тирана. Оставался один сенат.

II

Но Юстиниану было не так просто проводить свою политику, как это может показаться с первого взгляда. Он пошел против воли всех своих советников: против воинов, членов консистории и сенаторов, но не против церкви. Буря, которая поначалу носила сумбурный характер, создала сильный постоянный ветер, и этот ветер не предвещал ничего, кроме беды.

Неприятности начались после 11 января, и начались любопытным образом. В перерыве между двумя заездами скачек на ипподроме со своего места на трибуне поднялся человек из партии «зеленых» и во всю силу легких обратился к императорской трибуне.

Говорить на ипподроме — задача не для любителя. Для того чтобы быть услышанным, надо обладать сильным, профессионально поставленным голосом. Таким образом, это выступление на ипподроме нельзя назвать случайным. Выступление на первый взгляд может показаться спонтанным и невинным, но можно с полным основанием утверждать, что толпа зрителей, среди которых сидел оратор, представляла собой группу организованных телохранителей, у которых под одеждой было спрятано оружие, которым они воспользовались бы при первых признаках угрозы.

Диалог, который затем имел место, знаменит тем, что стал первым эпизодом Никейского бунта. Перепалка с императором одного из зрителей была настолько нерядовым событием, что мы не можем просто отмахнуться от него.

Глашатай «зеленых» начал с того, что принялся громко выкрикивать имя Юстиниана. Когда его услышали, оратор стал перечислять жалобы от имени «зеленых» и требовать справедливости от могущественного угнетателя. Он говорил как человек, который призывает цезаря к ответу.

Юстиниан ответил сам. Правда, его ответы выкрикивал через все пространство ипподрома официальный слуга Юстиниана. Император проявил интерес и потребовал назвать имя человека, которого обвинял проситель.

На это проситель осторожно ответил, что его обидчика надо искать на улице Сапожников.

Юстиниан в ответ резонно заметил, что в таком случае он не может взыскать вину с определенного человека.

Проситель, высказывая горесть и печаль, возвысил голос, настаивая на том, что его действительно обидел один человек. Вынужденный назвать имя, проситель вытряхнул кота из мешка. Обидчиком оказался Калоподий.

Ветер прошел очень близко от паруса, ибо Калоподий был вхож в императорский круг; упоминание этого имени говорило о том, что в действительности «зеленые» обвиняют самого Юстиниана. Видимо, в этот момент телохранители думали, что их спровоцируют на активные действия. Но не произошло ничего необычного. Император просто ответил, что Калоподий не имеет никакого отношения к просителю.

Проситель с надеждой сказал, что его обидчик умрет, как Иуда.

Юстиниан ответил, что пусть так и будет, и высказал мнение, что выступление подстроено.

Как Иуда, продолжал настаивать на своем проситель.