Юстиниан

— Благословен будь во имя Отца, Сына и Святого Духа! — произнёс Епифаний, патриарх Константинопольский, завершая таинство бракосочетания в храме Святой Софии, украшенном великолепными мозаиками и бесчисленными статуями императоров и святых; с высокими окнами, обрамленными полупрозрачными пластинками полированного мрамора. Юстиниан и Феодора причастились Тайн Тела Христова, а затем и крови Его, поданной им в серебряной ложке. Вуаль, наброшенная на них, была откинута, теперь на головах их сверкали венцы. Рука об руку двинулись они к выходу из храма — мимо придворных, сенаторов, патрициев, экскубиторов, гвардейцев; все собравшиеся были одеты в лучшие свои наряды или парадную военную форму. С галереи за церемонией с восторгом наблюдали женщины, и среди знатных дам и девиц находились мать, сёстры Феодоры, Комито и Анастасия.

Выйдя на высокое крыльцо храма, Юстиниан и Феодора приветствовали восторженную толпу, собравшуюся в ожидании завершения церемонии. Ропот неодобрения был слышен лишь среди знати, сопровождавшей новобрачных:

— Выскочка... Он не один из нас... Пара выскочек... Говорят, его предки были варварами, а она — она была актрисой!.. Юстину пришлось отменить закон, запрещавший актрисам выходить замуж за знатных людей... Свадьба была отложена, слышали?.. Ждали смерти старой императрицы, Эуфемии... Она не собиралась мириться с тем, что на трон взойдёт плебейка... Видели вы её мать и сестёр на галерее? Разодеты в пух и прах в эти ужасные наряды и воображают, что похожи на жён и дочерей сенаторов!.. Я слыхал, старшая сестра, Комито, выходит замуж за генерала... К чему мы катимся? Скоро дочери патрициев начнут выходить за возничих...

Сердце Феодоры переполняла гордость; видя радость толпы, она злорадно подумала: «Сожри своё сердце, Гекебол! И вы, Зелёные, твари, издевавшиеся над моей семьёй, когда моя мать умоляла вас о помощи на глазах всего Ипподрома. И вы, снобы-аристократы, нувориши, смотревшие на меня свысока только потому, что я выступала на подмостках сцены. Теперь я выше вас, выше вас всех; я замужем за человеком, которому суждено стать властителем нового Рима; я жена самого могущественного человека в мире!»

Она доверчиво и нежно взглянула на высокого красивого мужчину, идущего рядом с ней; доброго, умного, чувствительного, амбициозного... и уязвимого человека, человека, которого она сама создала и которому никто не посмеет причинить вред, пока она рядом с ним. Феодора вспомнила их первую встречу год назад...

После своего возвращения из Антиохии в столицу Феодора вложила часть денег Тимофея в недвижимость, купив дом в восьмом районе, возле бухты Юлиана, — здесь жили мелкие ремесленники, а арендная плата была не очень высока. Помимо жилых комнат в доме был просторный и светлый чердак, который Феодора, следуя совету Македонии, превратила в небольшую мастерскую по прядению шерсти. Минуя посредников, она связалась с поставщиками, рекомендованными той же Македонией, от которых и стала получать тонкую шерсть высокого качества, — от овец, пасущихся на высоком плато в Центральной Анатолии. Затем, по зову сердца, она набрала в мастерскую безработных актрис. По собственному горькому опыту она знала, что у них мог возникнуть соблазн заняться проституцией, чтобы свести концы с концами. Для обучения она наняла опытных мастериц — и вскоре её производство уже процветало, поскольку на рынке её пряжа быстро завоевала репутацию самой лучшей.

Ей хотелось бы предложить честную работу всем девушкам, вынужденным работать в публичных домах, но пока, к сожалению, это было не в её власти. Положение таких женщин было особенно жалким, граничащим с рабством. Феодоре требовался мощный союзник — и она решила обратиться к Петру Савватию. Став консулом, он сменил имя, как она выяснила, и теперь звался Юстинианом. Для него у неё было припасено письмо от Македонии. Внушительный список его титулов и заслуг давал возможность надеяться, что он поможет Феодоре, а ещё больше уверенности придавал тот факт, что Юстиниан был племянником самого императора.

Она пришла в «Бронзовый дом», названный так из-за массивных бронзовых дверей парадного входа в императорский дворец, и передала стражникам своё рекомендательное письмо.

— Удачи тебе! — бросил один из них, пробежав письмо глазами. — Нобилиссимус не принимает никого в последнее время, с тех самых пор, как вернулся из Аравии, однако попытка не пытка. Иди в главный зал аудиенций.

Пройдя бесконечную череду дворцовых построек, парков и портиков, Феодора хоть и с трудом, но всё же разыскала главный зал аудиенций. Силентиарий, дежуривший в коридоре, прочитал письмо и покачал головой.

— Боюсь, ты зря проделала весь этот путь! — с явным сочувствием произнёс он. — Благороднейший патриций не хочет никого видеть.

— О, прошу! — взмолилась Феодора, улыбаясь самой очаровательной из своих улыбок. — Это очень важно для меня! Он единственный человек, который может мне помочь!