Юсупов и Распутин

Марина, дорогая моя Марина, ты не знаешь, как я люблю тебя! Теперь около 5 часов, через два часа за мной заедут мои секунданты и увезут меня, и я никогда, никогда больше не увижу тебя. Отчего ты так далеко? Ты не услышишь меня, когда в последний раз произнесу твое имя. У меня даже нет твоей фотографии, чтобы поцеловать ее. Единственная вещь, которую я от тебя имею, это маленькая прядь твоих волос, которую я храню как святыню.

Вот и все. Я не боюсь смерти, но мне тяжело умереть далеко от тебя, не увидев тебя в последний раз. Прощай навсегда, я люблю тебя!»…

До него дошли подробности дуэли на Крестовском острове. Стрелялись на револьверах в тридцати шагах. По данному сигналу Николай выстрелил в воздух, стрелявший следом и промахнувшийся конногвардеец потребовал сократить расстояние до пятнадцати шагов. По второму разу брат вновь разрядил револьвер в воздух, Мантейфель выстрелил в упор…

Идучи в один из поминальных дней по безлюдному парку, он остановился, смотрел неотрывно на построенный дедом, светившийся в лучах солнца величавый дворец. Наполненный сокровищами искусства – картинами великих мастеров, старинной мебелью, каретами, тысячами томов бесценных книг.

«Все это будет когда-нибудь моим, – думалось. – Малая толика уготованных мне судьбой богатств. Отныне я наследник»…

Бросило в жар – он торопливо расстегнул пуговицы на воротнике. Вспомнилось почему-то, как мальчишкой забирался тайком в домашний театр, воображал себя вельможей екатерининских времен. Возлежал в мавританском зале на шитых золотой нитью подушках нацепив матушкины бриллианты, смотрел на танцы полуобнаженных невольниц, курил кальян.

«Роскошь, богатство – вот жизнь, – думал поднимаясь по парадной лестнице среди высоких зеркал. – Поступать как хочется, без оглядки на окружающих. Не выходит получить – купить за деньги…Боже! – спохватился. – О чем это я, что со мной? Коленьку только похоронили… один… в усыпальнице!»

Проходя через гостиную, остановился у собственного портрета – с полотна на него смотрел холодно-равнодушно, не узнавая, юноша с мопсом на руках.

«Вот он я на самом деле! – пронеслась мысль. – Подлинный! Серов меня раскусил. Гордый, тщеславный, с ледяным сердцем. Не изменила меня даже смерть брата. Из всех живущих на земле я люблю только себя!»

Бросился, переступив порог, в спальню на подушку – ни слезинки успокоения. Смотрел в вечереющее окно, думал бесстрастно о завтрашнем дне.

4.

– Всякий уважающий себя мужчина вашего круга обязан служить в армии. Или быть придворным. Разве не так, Феликс?

Царица пристально смотрела на него – в строгом закрытом платье, с высокой прической.

– Ваше величество, ну что делать, если армия меня не прельщает? И в придворные я не гожусь, – он улыбался. – Брякну что-нибудь не так.

– Не комикуйте, прошу вас! – повысила она голос. – Вы давно не ребенок, и пригласила я вас не на светскую болтовню. Мы дружим семьями, у нас доверительные отношения с вашей матушкой и отцом. Я и государь желаем вам только добра. Юсуповы во все времена были примером служения отечеству, будьте и вы, наследник рода, достойны этого предназначения!

В будуаре царицы с бледно-лиловой мебелью жарко натоплено, стена того же цвета над ее креслом сплошь в образах. Изъясняется она по-русски с акцентом, тщательно выговаривает слова.

– Говорите, Феликс! Я хочу знать о ваших намерениях. Надеюсь, не одними только сомнительными связями и карнавалами намерены вы ограничить свою жизнь?

– Не одними, ваше величество, – он почувствовал обиду. – У меня составлен план. Желаете выслушать?

– Слушаю.

– Я наследую большое состояние, – начал он. – И связанную с этим ответственность.

– Да, хорошо.

– На мне земли по всей России, заводы, благосостояние крестьян…

Мысль пришла ему на ум только что, ни о чем подобном он не помышлял.

– …правильное управление всем этим, – его несло на волне озарения, – и есть, по-моему, служение отечеству.

– Отечеству? Не царю?

– Почему же… и царю тоже.

Отворилась дверь, вошел император, мягко улыбнулся:

– Душеспасительная беседа? – взгляд в сторону супруги. – Ну, и как он?

– Феликс – законченный революционер! – произнесла она с чувством.

Вылетел он за дверь, проклиная себя за язык: наболтал с три короба, надо теперь выкручиваться!

– Что Саша? Как она тебя встретила? – был первый вопрос матушки.

Она медленно приходила в себя: стала интересоваться домом, выезжала по благотворительным делам, вечерами звала к себе – вязала, он читал ей что-нибудь вслух.

– Очень сердечно, – поцеловал он ее в лоб. – Одобрила мое желание помочь батюшке в управлении хозяйством.

– В управлении хозяйством? – подняла она на него глаза. – Ты так решил? Это же очень непросто, сына. Уверен, что справишься?

– Справлюсь, матушка, не волнуйся.

Отец его решение одобрил.

– Похвально, – коротко заметил. – Посмотришь, что и как. Давно пора…