Ювелир. Тень Серафима (СИ)

- Разумеется, я понимал, на что шел, - вызывающе подтвердил профессор. Хотя храбрость никогда не значилась в списке черт его характера, но мальчишеская бравада помогала хоть как-то держать себя в руках. Мысленно, в самых ярких красках ученый уже представлял себе, как грубо с него срывают мантию, заковывают в кандалы, бросают в черную бездну камеры…

- Это прекрасно, - лорд Эдвард быстро прервал поток этих безрадостных фантазий. Губы его чуть насмешливо дрогнули. - По правде говоря, мне плевать на ваши ко мне чувства, как бы трепетны они ни были. От вас, профессор, мне достаточно одного: вашей светлой головы. Вашего поистине блестящего ума, обеспечивающего науку Ледума передовыми достижениями. Но перейдем к главному: сможете ли вы продолжать работу после случившегося? Ответьте правдиво, без утайки. Мне известно, что прошедшей ночью вы жгли какие-то бумаги в своем рабочем кабинете. Должен ли я расценивать это как демарш?

- Да, я сжег свой последний неоконченный труд, чтобы после моей смерти он не попал не в те руки, - запинаясь, но не без гордости подтвердил старый ученый. - Без моих записей наука будет идти до этого еще лет десять-пятнадцать, не меньше.

- О, это героический поступок, - неожиданно развеселился правитель. - Но с чего вы взяли, что умрете? Черт вас всех побери, меня окружают одни параноики. Может, пора уже начинать соответствовать вашим представлениям обо мне?

- Как посчитаете нужным.

- Ладно, оставим пока ваши подвиги во имя науки. Зная Карла, уверен, оборотень не мог удержаться от угроз. Что он передавал мне?

Профессор Мелтон смутился.

- Не думаю, что мне стоит повторять эти в высшей степени безумные слова, - испуганно заметил он.

- Не заставляйте меня уговаривать вас.

- Он клятвенно пообещал, милорд, что смешает вашу кровь с молоком и горьким медом, сварит в ней ваше сердце и съест.

К крайнему удивлению ученого, правитель громко расхохотался. Никогда прежде профессору не доводилось видеть его в столь веселом расположении духа.

- Какой гастрономический изыск, - сквозь смех пробормотал лорд. - Карл всегда был подлинным ценителем деликатесов. Вот она, благодарность за то, что я сохранил наглецу жизнь! И вы осмелились помочь оборотню освободиться после того, как он произнес такое?

- Нет, - чуть слышно пробормотал Мелтон, - Карл сказал это уже после, уходя.

- Однако вы посмели открыто и честно смотреть мне в глаза. Впрочем, после того, как вы проделывали это все эти годы, я не удивлен.

Взгляд правителя неожиданно застыл, обращаясь в прошлое, к единственному, похоже, светлому чувству, которое ему довелось испытать за долгую жизнь. К чувству, которое было отравлено и изуродовано отсутствием столь вожделенной взаимности.

- …Мне чрезвычайно льстит ваше высочайшее внимание, милорд, но… я вынуждена признаться кое в чем. Я не смею вводить вас в заблуждение. Я обязана открыть правду, иначе буду чувствовать себя очень… неудобно.

Женщина была красива, красива особой, неяркой сдержанной красотой, не бросающейся в глаза, но сразу пленявшей сердце. Она была облачена во всё белое, и только причудливо завязанная на горле черная лента примы выбивалась из общей палитры.

- В чем дело? - нахмурился правитель.

- Я люблю другого человека, милорд, - потупившись, громко выдохнула Лидия, кинувшись в эту откровенность с головой, как в омут, не раздумывая. Иначе бы просто не хватило решимости. - Увы, я не сумею полностью потушить это яркое пламя в сердце.

- Это предполагает какие-то сложности? - раздраженно пожал плечами маг.

Женщина удивленно подняла на него глаза, в которых засветилась некоторая надежда.

- Я предполагала, милорд, вам это покажется недопустимым. Но если я ошибалась, я с благодарностью приму оказанную мне честь. Я буду счастлива служить вам на благо нашего города, я буду преданна и произведу на свет наследника, но… умоляю, простите… дозвольте мне… не любить вас.

- Я не знаю любви, миледи, - холодно отрезал правитель. - И вам рекомендую выбросить из головы эти лживые церковные фантазии.

Отвернувшись, лорд Эдвард быстро пошел прочь, ненавидя себя за ту боль, которую причинил ему этот краткий, навечно врезавшийся в память разговор.

Однако пламя всё же было и в его душе. И он сгорал, сгорал от жара этой страсти долгие годы, пока не решился наконец одним ударом прекратить свои мучения.

Профессор Мелтон с изумлением и страхом смотрел в глаза лорду, которые, как ему показалось на миг, оттаяли и даже как будто увлажнились. На один-единственный миг, не больше, но этого было достаточно, чтобы сердце дрогнуло. Общность этой боли до некоторой степени примирила, сроднила двоих мужчин.

- Хорошо, милорд, - тихо проговорил ученый, - я буду продолжать служить вам… точнее, служить на благо науки и нашего города.