Ювелир. Тень Серафима

Альварх обернулся, и заклинатель застыл, оглушенный и ослепленный его взглядом. Впервые маг видел высшего дракона по-настоящему разъяренным, и это было подобно тому, как если бы солнце взошло прямо у него в голове. Ящер не проронил более ни слова, но человек явственно чувствовал гнев светоносного существа, разлившийся в сознании расплавленной золотой лавой. Он задыхался в этом гневе: мучительный жар его не позволял сделать вдох. Заклинатель замер, с ужасом ощущая, что сейчас высокая волна захлестнет его, затопит рассудок и уничтожит, выжжет все проявления личности... Нет, пойти на такое он не мог. Дракон всё равно получит своё, и смысла в жертве не будет никакого.

А жертва велика, слишком велика. Он бы даже сказал - непомерна.

Нет, невозможно. Он клялся в послушании. Он не посмеет ослушаться.

- Я повинуюсь, великий, - глухо вымолвил наконец лорд Эдвард, склонившись в поклоне.

...Воспоминания эти заставили волну горячей ненависти пробежать по жилам. Его нежная девочка, его Эмма, маленькая копия матери... он сам, сам отдал её этому кровожадному чудищу. Но хуже всего то, что сохранить этот грех в тайне не удалось. Потрясение мага было столь велико, что он не сразу заметил неладное: случайным свидетелем судьбоносного разговора в коридоре оказался его сын.

Шестнадцать лет - непростой возраст, щедрый на категоричность и бунтарские выходки... А жаль. Эрик всегда был его любимцем, более всех похожим на отца и к тому же самым одаренным. Рука не поднялась оборвать эту яркую, столь много обещающую жизнь. Минутная слабость - и страшные последствия, неминуемая расплата за милосердие.

С тех пор лорд Эдвард окончательно зарекся поддаваться эмоциям.

Этот вечер перевернул всё в его жизни, разрушил устоявшийся было семейный уклад, и без того весьма далекий от идеала. Эрик был взят под стражу, но мать, узнав о случившемся, помогла ему в сумасбродном желании бегства. Инфант бежал, как преступник, под покровом ночи и сгинул где-то в её безднах. Разумеется, теперь ничто не могло остаться прежним. Разумеется, Лидия не могла быть оставлена в живых. Разумеется. Разумеется...

Правитель побледнел и перевел взгляд из прошлого в настоящее. Поздно. Альварх уже совершил свой последний ход и упивался победой без остатка, с искренностью ребенка, в обличье которого находился. Севиллу было не спасти. Пальцы ящера пробили кожу её горла легко, как оберточную бумагу и сцепились вокруг шейных звонков. Умирающая женщина задыхалась в безжалостных руках, даже не пытаясь оказать сопротивление. Умирающая женщина была прекрасна. Кровавые стебли, извиваясь, густо росли из-под пальцев ящера, погруженных в нежную плоть, ползли от шеи к груди и ниже, к соблазнительным изгибам бедер. У беспомощно подогнувшихся ног натекла уже целая рубиновая лужа. Севилла была еще жива и, о ужас, даже в сознании - дракон полностью отпустил разум несчастной, позволяя осознавать агонию и сам сокровенный момент смерти. Пленительное юное лицо затуманилось страданием. Картинка, вселяющая легкий, приятно щекочущий нервы ужас.

Лорд Эдвард сузил глаза, наблюдая. Влажный, лакомый запах крови целиком заполонил сознание, быстро приводя его в измененное состояние. Запах, который был притягательнее и слаще самого дорогого парфюма, который искажал саму человеческую природу мага. Он проникал, просачивался в кровь, и что-то в ней отзывалось на этот первобытный сигнал, на древний зов, пробуждая чуждую человеку жажду - наследство золотой драконьей крови. Чуждую человеку... К сожалению - или к счастью? - он уже не человек. Он чудовище, нежить - только и всего. Его маленькая Севилла умирала, а его заботит только тягучая, сахаристая патока её крови, похожая на подтаявший на солнце вишневый конфитюр.

Острота восприятия мага необычайно усилилась, и он впервые смог четко увидеть энергетику светоносного существа, увидеть целиком - и осознать. Вместить, вобрать в себя то, что как, говорили драконы, было вне понимания смертных.