Южная Африка. Прогулки на краю света

По пути из Кейптауна в Порт-Элизабет я видел сотни цветных жителей Капа, но нигде прежде мне не приходилось встречать зулусов, басуто и коса — представителей тех грозных племен, что вторглись в Южную Африку как захватчики. Однако эта дорога проходила по стране банту, и люди вокруг определенно изменились. Теперь меня окружали не худые желтоватые лица с заостренными чертами, а более широкие и мягкие темные физиономии с характерным выражением детского простодушия, сдобренного изрядной долей юмора. Туземцы были повсюду: ехали по дороге на легких повозках, запряженных осликами; шли пешком по обочине со своими баулами и гитарами на плече; стояли бесформенной, колышущейся массой на автобусных остановках. Повсюду, куда ни кинь взгляд, виднелись эти темнолицые обитатели Южной Африки, будившие мое любопытство и освобождавшие от того смутного чувства неловкости, которое вызывали капские цветные. Однако сколько я ни оглядывался по сторонам, мне не удавалось разглядеть тех картинок, что обычно печатают в рекламных журналах об Африке. Ну, вы наверняка их видели: точеные фигурки африканских девушек с огромными кувшинами на голове и темнокожие Аполлоны в леопардовых шкурах. Очевидно, они еще ждали впереди. Вся эта дорожная публика была одета в самые невообразимые обноски европейского образца. Я порадовался, увидев на голове у одного из мужчин старый добрый котелок. Надо же! Сколько лет он прослужил на родине: на него садились ненароком, его роняли и пинали ногами. А вот, поди ж ты, старичок добрался до Африки и здесь обрел бессмертие (кстати, еще раньше я обратил внимание, какой любовью эти головные уборы пользуются в сельских районах Ирландии).

Когда мне рассказывали о Грейамстауне, то обещали, что он покажется «чрезвычайно английским». И вот я подъезжал к нему в ослепительном сиянии африканского полудня и видел маленький строгий городок — впрочем, не такой уж и маленький — с опущенными шторами на окнах. Мрачноватого вида собор стоял посреди широкой центральной улицы, вдоль которой выстроились элегантные здания банков, офисов и двухэтажных магазинов. Судя по витринам, в этих магазинах можно было купить все, что угодно — от учебника химии до американского холодильника. Все выглядело очень мило, однако не могу сказать, чтобы город показался мне «английским». Скорее уж он напомнил Шотландию. Если бы на улице шел дождь, можно было бы подумать, что я попал в Сент-Эндрюс.

В гостинице юный чернокожий носильщик в белых парусиновых брюках проворно подхватил мой багаж, который помимо нескольких объемистых саквояжей включал в себя и легкую картонную коробку с чучелом африканской гадюки. Сувенир этот я приобрел в Порт-Элизабете и вез его домой в подарок ребенку. Итак, парнишка весь обвешался сумками, пакетами и коробками — так, что едва мог сдвинуться с места. Мода эта пошла от парижских портье, и похоже, с тех пор для всех носильщиков стало делом чести нагружаться сверх всякой меры — до тех пор, пока их самих уже не станет видно за кучей багажа, — но обязательно перенести все в один заход! Мой чернокожий носильщик тоже не желал ударить в грязь лицом: он умудрился поднять и разместить на себе все мое имущество. Поверх примостилась коробка с чучелом гадюки — парнишка вынужден был при ходьбе придерживать крышку подбородком.

Поднявшись наверх, он стал осторожно освобождаться от поклажи. Первым делом он, естественно, сгрузил на столик коробку. Крышка при этом сдвинулась, и нашим взглядам предстала огромная свернувшаяся кольцами гадюка. На мгновение мальчишка остолбенел, затем попросту разжал руки и, уронив весь оставшийся багаж на пол, с жутким воплем бросился вниз по лестнице. Мне стало неловко, что я так напугал человека, и я вышел объясниться с ним. Огляделся, но нигде поблизости не обнаружил мальчишки. Затем я увидел его искаженное ужасом лицо — оно маячило на лестничной площадке этажом ниже. Глаза его казались двумя белыми блюдцами, посредине которых плавали черные шарики.

— Неживая! — попробовал я его успокоить. — Мертвая змея!

— Нет, баас, нет! — проревел он. — Очень плохая змея!

Парнишку била крупная дрожь, он мотал головой и одновременно пытался улыбаться. Я сходил в номер и вынес злосчастную змею — дабы доказать ему, что это всего-навсего чучело. Похоже, это оказалось неудачным решением. Ибо мальчишка одним отчаянным прыжком преодолел лестничный пролет и скрылся из виду. Больше я его не видел.

Я засунул гадюку обратно в коробку и поставил ту от греха подальше на шкаф. Мне подумалось: если весь гостиничный персонал будет подобным образом реагировать на безобидное чучело, мое пребывание в Грейамстауне вряд ли окажется комфортным.