Южная Мангазея

Сольмеке побледнела. Конечно она знала, что чтобы безопасно вывезти её с жемчужинами, посадку трофейного самолёта, намеченную на завтра у бароновой усадьбы, специально подгадали ко времени американского налета, который Должен стереть город с лица земли.

Нам пора, — напомнил Штурмундлибе. Они спустились вниз, причем с каждым поворотом лестницы темнели слои мозга павшего на город ангела-хранителя, и взяв в сторожке второй велосипед для Сольмеке, погромыхали по мостовым. Камни, холодные души, мерцавшие в космосе, как только начинали участвовать в человеческой жизни, заслуживали жалости. Впрочем, им доставались ниточки и обрывки кожи мимолетных ездоков. И хотя крутившие педали барон и Сольмеке нещадно обдирались кривоколенными улочками, время там шло боком и после каждого, особо узкого — корова не пройдёт — поворота невнятные тепловые пятна, пружинящие над велосипедными сёдлами, заново корректировались сгустком теней или просверком из какой-нибудь барочной розетки или романской решетки.

Минуту — попросил барон у исторической сосисочной. Гретхен в ситчике не было. Ему вернули оставленный утром зонтик. Сумрачный Штурмундлибе и раскрасневшаяся Сольмеке выехали на мост, ведущий из города. Прыснул, наконец, дождь, подсвеченный багровым закатом. Парочка остановилась передохнуть посередине, на каменном горбу у святого Непомука, глазеющего на Регенсбург. Словно рыболовные рюмочки, макакопопые дождинки ударяли по отражению головы Штурмундлибе, взбухавшему, как у удава, перед лебединым папье-маше неукрощённого Сольмеке зонтика с кагоровым исподом. — Если нынешние немцы заслужили американские бомбы, их не заслужили ни те, кто строил Регенсбург, ни озарённые им путешественники. — По мосту пролетела когда-то гоголевская карета. Сольмеке наклонилась к постаменту медного святого. Из ближайшего придунайского болота камень был вытащен весь в тончайшем орнаменте, выгравированном растревоженными чичиковскими резчиками, чьи костяные орудия, выбеленные болотной щелочью, подобной лунному рентгену для лодыжек гурий, с лёгкостью в костном мозге необыкновенной, не только забулькали у кувшинок, но, будучи легче воздуха, взмыли обычным для баварских деревень воздушным кладбищем, пощелкивая и постукивая лакомыми до медных глаз клювами туманных птиц, которые никогда не садятся на землю, выщипывая из исклёванных регенсбургских шпилей точеную листву, клейкую от лунной заливки.