Читаем Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений полностью

Как уже указывалось, на особенностях персидского феодализма основывался шахский деспотизм. Однако особая форма феодальной собственности, на которой покоился шахский деспотизм, не являлась единственным элементом в завершенном деспотическом режиме Персии, в том числе Грузии, принадлежащей шаху. Известно, что любая форма деспотизма, помимо соответствующих ей отношений к собственности, как правило, имеет жесткие политико-идеологические установки, со временем приобретающие характер жизненного уклада, перерастающего в устойчивую традицию. Важнейшей составляющей персидского деспотизма являлась религиозно-социальная система «шах-хассе», насаждавшаяся с XVI века в Грузии. Поясним: термин «хассе» (в единственном числе произносится как ал-хасса) означает «избранные», «знать», «элита». Получая от шаха землю, соответствующий титул и «подданных» крестьян, человек попадал в ранг хассе, который отныне возвышал его неким особым происхождением и социальным положением над «ал-амма», т. е. над «толпой», «простым людом». Четко разделив общество на «шах-хассе» – избранных шахом и на «ал-аввами» (в единственном числе – ал-амма), шах создавал не только социальную опору, но одновременно насаждал идеологию презрения к «ал-аввами» («толпе»), из которой вырастала мизантропическая традиция. Устойчивость – одна из важных ее свойств. Так, если Ага-Мухаммед-хан в XVIII веке любил строить из человеческих голов шатер, который обычно венчала голова провинившегося вассала, то в начале 80-х годов XX века Рохулла Хомейни, аятолла шиитов Ирана, совершивший «демократическую революцию» в стране, на тегеранском кладбище воздвиг фонтан, работавший, по свидетельству немецкого журналиста, «на человеческой крови». Процветание мизантропии происходило главным образом в сфере социальных противоречий и политической борьбы. Несмотря на то что Грузия (ее восточные провинции) была Сефевидами разделена на два социальных слоя – «шах-хассе» и «ал-аввами», однако, оставаясь страной иной религиозной системы, она периодически подвергалась геноциду. Самыми тяжелыми из них были геноцид начала XVII века, устроенный шахом Аббасом, и 1795 года при Каджарском Ага-Мухаммед-хане. Изощренные методы геноцида, предпринимавшиеся в отношении сателлитов Персидского государства, широко использовались также во внутриполитической борьбе, которая традиционно носила напряженный характер; антифеодальное народное восстание в XVI веке в Гиляне, тогда же восстание ремесленников в Тебризе положили начало череде социальных потрясений, происходивших на протяжении всей истории Ирана. В этих условиях вплоть до новейшей истории были живучи при шахском дворе изощренные пытки, применявшиеся в Персии в отношении представителей противостоящих режиму политических сил. В начале 50-х годов XX века обошли весь мир фотографии, запечатлевшие, как надрессированные медведи насиловали женщин в присутствии их арестованных мужей. Столь стабильная мизантропическая традиция насаждалась веками не только в самой Персии, но и с еще большим ожесточением – в странах-сателлитах. Исключением не являлась и Грузия, где, как и внутри Персии, носителями этой традиции являлись цари и тавады, относившиеся к разряду «ал-хаввасс». Участие последних в геноциде собственного народа в 1795 году, устраиваемые ими засады и захват беглых простых грузин, пытавшихся спастись от нависшей опасности, свидетельствовали о степени внедрения в тавадскую среду мизантропической идеологии. Сделать засаду и ограбить крестьянина, иногда ничего не имевшего при себе, кроме ветхой одежды, как то происходило в Грузии в 1795 году, было в правилах «высшей» грузинской знати. Подобное занятие находило особое распространение в Южной Осетии, где произвол чинили главным образом князья Эристави и Мачабели.

Начальник карательного отряда капитан Титов, известный своими жестокими экспедициями в Южную Осетию, немало был изумлен разбойными нападениями грузинского князя Теймураза Мачабелова. В 1811 году он подал на имя полковника Котляровского рапорт, в котором сообщал, как Теймураз Мачабелов «поймал» «на дороге идущего из Цхинвала» «осетина Иотта Козаева», «отобрал у него бурку – 1, саблю – 1, шаровары – 1, мотыги – 2, кушаки – 1, соли – 2 фунта, еще требовал от него 4-х быков, баранов и ружье».

Иотта Козаев жаловался, что он князю Мачабелову ничего не должен, но «он грабит всегда нас, уже и не одного на дороге ловит и держит под караулом до тех пор, пока быка или барана приведут без всякой причины». Установив действительную распространенность этой практики, которой занимался грузинский князь, капитан Титов потребовал, чтобы к нему явился Теймураз Мачабелов, на что последний ответил: «...я сего знать не хочу», т. е. в сугубо княжеско-фанаберийском стиле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Арийский миф в современном мире
Арийский миф в современном мире

В книге обсуждается история идеи об «арийской общности», а также описывается процесс конструирования арийской идентичности и бытование арийского мифа как во временном, так и в политико-географическом измерении. Впервые ставится вопрос об эволюции арийского мифа в России и его возрождении в постсоветском пространстве. Прослеживается формирование и развитие арийского мифа в XIX–XX вв., рассматривается репрезентация арийской идентичности в науке и публичном дискурсе, анализируются особенности их диалога, выявляются социальные группы, склонные к использованию арийского мифа (писатели и журналисты, радикальные политические движения, лидеры новых религиозных движений), исследуется роль арийского мифа в конструировании общенациональных идеологий, ставится вопрос об общественно-политической роли арийского мифа (германский нацизм, индуистское движение в Индии, правые радикалы и скинхеды в России).Книга представляет интерес для этнологов и антропологов, историков и литературоведов, социологов и политологов, а также всех, кто интересуется историей современной России. Книга может служить материалом для обучения студентов вузов по специальностям этнология, социология и политология.

Виктор Александрович Шнирельман

Политика / Языкознание / Образование и наука