Южная пристань

— Да, коллекцию, — воскликнула она. — Но коллекцию любимых…

— Кукол? — любезно подсказал он.

Она резко замотала головой.

— Я просто хотела спасти… Вы, люди, такие странные: чтобы наполнить свой сосуд, совершаете ужасные вещи, даже жестоко убиваете друг друга, сначала духовно, а потом физически. Вы так же пожираете друг друга, как и животные, но не ради пропитания, а ради развлечения! И я сделала из тебя… из вас сосуды. Пустые — за это прости. Теперь вы ощущаете такую же тоску, как и я. Мы никогда не сможем наполнить свой "сосуд" смыслом и даже чувствами. Зато вы можете жить чувствами других, ощущая их гораздо ярче, чем когда-то свои… поэтому вам надо общаться с другими. И на этот раз поглощение людьми станет для вас безопасным — я об это позаботилась. Мне было легко на душе, когда я знала, что в этом городке, полном тёмных тайн и крови, а также нелёгких воспоминаний, вы можете ходить где угодно, и с вами никогда ничего не случится… никогда-никогда. Разве это плохо — знать, что никто и никогда не сможет поиграть с вами против вашей воли, только потому, что оказался сильнее?

Они немного помолчали. Она рисовала кончиком туфли узоры на мелкой гальке, он размышлял, только так и не мог придти к какому-либо выводу, ненавидя себя за мягкотелость. Он словно бы ждал, когда она опять всё решит за него. Но апатия вновь покрывала лёгкий налёт ярости — он вновь ощущал себя пустым… Как она и говорила: сосудом с дырой, который ничем невозможно наполнить. Хотя, возможно, это действительно небольшая цена за боль и возможность никогда и ничего не бояться: ни людей, ни смерти?

— Держи, — неожиданно она вложила в его руку странную хрустальную фигурку. — Это твоя судьба и твоя жизнь. Теперь ты будешь хранить её, если тебе так уж неприятно, что я сохраняю её за тебя.

Анжела встала и уставилась на горизонт, в то магическое место, где обманом зрения соединялась вода и небеса.

— Теперь ты можешь уйти от меня и даже уехать. И так же никого и ничего не бояться, так как теперь твоя судьба в твоих руках, и насильно её отобрать ни у кого не получится. Всё-таки мои чары до сих пор на ней… И я вновь буду заботиться о тебе, только без навязчивости. Можешь теперь считать меня своим ангелом хранителем, — девушка рассмеялась с некоторой горечью. —

Кажется, мне пора найти остальных и вручить им их фигурки. А ты… думаю, ты можешь стать пиратом или моряком, мне кажется, что тебе понравится такая жизнь. В любом случае, делай, что хочешь… Только иногда возвращайся, пожалуйста.

Анжела ушла, оставляя в его сердцу странную пустоту, а ладонь рефлектора сжала фигурку. Некоторое время Джон боролся с желанием швырнуть её в воду, но затем решил перестать быть инфантильным ребёнком, и взять на себя ответственность за собственную жизнь.

Диана Удовиченко Хранитель для Марфы

Марфа шла — нет, Марфа гордо несла себя по Большой Рыбацкой улице, степенно отвечая на приветствия горожан. Бархатная серая жакетка ладно облегала пышную грудь, юбка из плотной синей тафты тихо шуршала при каждом шаге, ей вторили веселым скрипом новенькие полусапожки на высоком каблучке. И собою Марфа была приятна: высокая, статная, смуглая. Взгляд ее лукавых зеленых глазищ мало кто мог выдержать: они словно в душу смотрели, насквозь видели. Из-под маленькой шляпки выбивались завитки смоляных волос, красиво обрамляя миловидное лицо. Человек нездешний, увидев Марфу, подумал бы: «Вот идет барыня или купчиха». Ни за что не догадался бы этот самый человек, что перед ним потомственная гадалка. Почему-то принято считать, что гадалки — это такие страхолюдные старухи, замотанные в цветастые шали поверх унылых черных обносков и не расстающиеся с хрустальными шарами, в которых клубится непонятная муть.