Южная пристань

Я был потрясен открывшимися возможностями. В полной прострации, размышляя, какие выгоды можно извлечь из новых знаний, поплелся в семинарию. Когда занятия, наконец, закончились, со всех ног рванул домой. По дороге заскочил в пекарню и купил полбуханки черствого хлеба. Оказавшись дома, я в первую очередь стащил у хозяйки медный, отполированный до блеска, таз, в котором она летом варила варенье. В своей комнате открыл маленькое окошко, выходящее на крышу, и принялся крошить хлеб. Еда привлекла стайку голубей. Птицы клевали крошки, не обращая внимания на мое присутствие. Я стремительно потянулся и схватил ближайшего голубя, распугав остальную стаю. Затащил птицу в комнату и замотал в одеяло, чтобы не дергалась. Нарисовал мелом на полу круг с пентаграммой и поставил в центр таз. В начищенной посудине отразилось мое лицо — слегка вытянутое, с тяжеловатым волевым подбородком. Длинные волосы зачесаны назад и собраны в конский хвост. Особой красотой я не отличался, был высок и худ, хотя физически довольно силен.

Оторвавшись от созерцания своей физиономии, я взял голубя и прижал его к тазу. Птица от страха уже перестала трепыхаться. Свободной рукой я достал из кармана медные десять копеек и положил перед собой, чтобы лучше представлять итог преобразования. Затем, со словами: «извини, птичка», проткнул грудку голубя кортиком и произнес ключевое слово. Сначала ничего не происходило, но потом таз неожиданно распался на кучу медных монет. Я надеялся, что мой ликующий крик не разбудил никого из соседей.

В одночасье я стал богаче рублей на пятнадцать.

Следующий день пролетел незаметно. Возвращаясь домой из семинарии, я услышал крик мальчишки, продававшего газеты: «Горячие новости! Ритуальные убийства на Малой Рыбацкой!». Купив у него газету, я на ходу раскрыл ее и начал читать. Оказывается, в ночь, когда я совершал преобразования с тазом, на нашей улице было убито три человека: двое мужчин и одна женщина. По словам журналиста, какой-то маниак сначала усыплял жертв с помощью хлороформа (пропитанную им тряпку нашли на месте преступления), затем распинал прямо на земле и вырезал на груди ритуальный знак. Умерли же люди от кровопотери — убийца вскрывал сонную артерию. Разрез был сделан очень ровно и аккуратно, небольшим и острым лезвием.

К статье прилагались фотографии, рассматривать которые я не стал. На

Малой Рыбацкой теперь промышляет какой-то психопат, значит, надо быть вдвойне осторожным.

Убийства не прекращались. На следующий день в вечерней газете я прочитал, что, несмотря на усиление полицейских патрулей, неизвестный душегуб распял еще двух человек. Одной из них оказалась моя знакомая проститутка — Нинка. Газетчики напечатали фотографии жертв крупным планом.

На груди у несчастных были вырезаны знаки, обозначающие стихии: у Нинки символ земли, а у неизвестного мне мужчины — огня.

Меня поразила странная догадка, и я поспешил домой. Отыскал в комнате вчерашнюю газету. Как и предполагал, у прошлых жертв на груди были вырезаны знаки воздуха, воды и духа. Чтобы проверить свою теорию, я перерыл на столе кипу старых книг и бумажек, с трудом откопав карту города. В газетах давались точные адреса домов, рядом с которыми произошли убийства.

Расставив на карте карандашом точки, я соединил их и раскрыл рот от удивления — получилась пентаграмма. Кто-то с помощью человеческих жертв решил создать огромный круг преобразования. Получалось, что последнее убийство должно было произойти в центре пентаграммы! Следовало срочно сообщить свои догадки полиции.

Я рванул со стула плащ, собираясь тотчас же отправиться в полицейское управление. Вдруг в дверь постучали. Я открыл, и в комнату ввалились трое патрульных. Следом вошел Семен Игнатьевич — следователь из полицейского управления, старый друг моего отца.

— Ну, здравствуй, Артемий Сергеевич, — тихо произнес он. — Следы привели нас сюда, а под твоей дверью мы нашли вот это, — Семен Игнатьевич показал мне окровавленный платок из дешевенького ситца с криво вышитыми на нем инициалами «Н.Ф.». — Это принадлежало Нине Федоровой. Как ты это объяснишь, Артемий?

— Хорошо, что вы здесь! — быстро проговорил я. — Мне известно, где произойдет следующее убийство!

Я бросился к столу, на котором лежала карта, чтобы показать ее следователю. Но увидев на стопке книг кортик, полицейские истолковали мое движение по-своему. С криком: «Вяжи его, ребята!», доблестные стражи порядка бросились на меня. Кто-то саданул меня рукоятью пистолета по голове, и я потерял сознание.

Очнулся я в одиночной камере. Голова трещала. С трудом встав с лавки, подошел к решетке и выглянул в плохо освещенный коридор. Ни души. Повидимому, меня кинули в одну из временных камер, размещенных в здании полицейского управления.

— Здравствуй, шулер, — раздался у меня из-за спины тихий, шипящий голос.

От ужаса мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Обернувшись, я увидел на лавке человека в черной рясе, который проиграл мне книгу по алхимии.

— Как ты сюда попал?! — справившись с оцепенением, прошептал я.