Южная пустошь (СИ)

Кейрим… Комендант нашего поселения погиб… рядом с ним, стоя на коленях и прикрыв глаза, беззвучно плакала жена. Слезы ручьем текли по лицу и падали с подбородка, окрашивая темными кляксами крашенный деревянный пол. Она обнимала детей, лица которых застыли в жуткой маске растерянной скорби. Они уже знали, что папки больше нет, но еще не понимали, что это навсегда.

Я знала имена почти всех… воины, которых привел с собой Фиодор слишком мало провели времени в нашем крошечном поселке. И я еще не всех запомнила.

Дишлана я узнала с первого взгляда. По массивной фигуре целиком скрытой пронзительно белой простыней с ярко-красными краями… Я не сразу поняла, откуда у нас такая.

Рядом лежала крошечная Алеса… И сидели мальчишки: насупленный и хмурый Рошка, на глаза которого не выступила ни одна слезинка. Он сжимал кулаки, пытаясь справится с горем, но не плакал. Настоящий маленький мужчина. Теперь он отвечал не только за себя, но и за младшего брата. Тишен тихо всхлипывал здесь же.

Я медленно опустилась на колени перед тем, кого любила. Ноги перестали держать, а перед глазами все мгновенно расплылось. Рука, которую я протянула, чтобы снять окровавленную простыню и посмотреть еще раз на его лицо, мелко дрожала. Я не с первого раза сумела ухватить влажный край простыни…

— Мама, — внезапно появилась Катрила. Придерживая объемный живот, опустилась рядом и положив ладони на мою протянутую руку, сказала, — не надо… Не стоит этого делать. Тебе будет еще больнее. И ты напугаешь детей еще больше…

Я помотала головой… Больнее мне не будет. Больнее уже невозможно быть.

— Мама, пожалуйста, — Катрила продолжала давить на мою руку, не позволяя откинуть простынь. — Ты сможешь посмотреть потом, когда… — она всхлипнула и вытерла глаза об плечо. Только тогда я заметила, что платье на ее плечах потемнело от впитавшейся влаги.

— Хорошо, — прошептала я. Голос был хриплым от слез. И как будто бы чужим. Я вспомнила рассказ Фиодора… Крысы грызли его, пытаясь добраться до Алесы. И мне тоже стало страшно. Что там с Дишланом, если один взгляд может напугать детей?

Я медленно выпустила ткань из рук. И проведя ладонью по тому месту, где было лицо, тяжело встала с колен. Обвела взглядом гостиную, которая превратилась в место скорби… Даже те счастливчики, которых смерть не коснулась непосредственно, плакали. Женщины медленно бродили между убитыми, вытирая слезы чем придется. Кто платком, кто подолом, кто просто ладонями.

Перепуганные дети сгрудились рядом с бледной Тайкой с покрасневшими от слез глазами. Она обнимала своих подопечных. Всех сразу. И, не отрывая взгляд, смотрела на Южина, который, шатаясь от усталости, лечил раненных, лежащих здесь же, прямо на полу, на другом конце гостиной. Их было так много…

Магии Древних, которую давал артефакт, у Южина уже не осталось. И теперь он только смазывал рваные укусы какой-то травяной мазью и бинтовал раны. Две молодые горничные, у которых пока не было семьи, хмуро и сосредоточенно рвали на бинты простыни, лежавшие рядом с ними аккуратными стопками.

А я вдруг осознала: почти все воины, которые носили убитых и раненных сами тоже были перевязаны бинтами кое-где окрашенными кровью. Ни один защитник не был абсолютно цел… От мерзких тварей досталось каждому.

Тут же среди мертвых, раненных и живых бродили кухонные работники… Они носили миски с какой-то кашей, насильно вручая их убитым горем людям.

— Мама, — рядом со мной снова появилась Катрила и протянула мне еду, — ты должна поесть.

Я машинально взяла ложку и тарелку. Аппетита не было. Попыталась проглотить кусочек, держа все на весу, но не смогла. Каша казалось напичканной острыми иглами и ни в какую не лезла в глотку.

Улыбнулась дочери… Если бы не Катрила… Она молодец. Смогла сохранить рассудок и выдержку среди того безумия, которое происходило здесь.

Оглянулась по сторонам. Бледная до синевы Анни, безучастно сидела на диванчике, обхватив себя за плечи. Рядом дремал Фиодор… Кажется, он хотел поддержать сестру, но нечаянно заснул. Тут же, рядом с ними притулилась насупленная Хурра и маленькая Виктория, которая задремала, прислонившись к сестре… Опухшее личико, покрасневшие глаза и рваное, прерывистое дыхание, говорили о том, что она долго плакала прежде, чем заснуть.

Я подошла к ним. Протянула тарелку с кашей Анни.

— Поешь… Тебе надо хорошо питаться.

Присела рядом и провела ладонью по спине моей младшенькой.

— Мама, — заплакала дочь, не просыпаясь, — мамочка…

Громки вопль, разбивший наполненную звуками скорбную тишину, прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула, Виутория открыла глаза, а Анни выронила тарелку. Полужидкая каша плюхнулась на пол, забрызгав ошметками все вокруг. Но никто даже не заметил.

— Это все она! Она во всем виновата! — Посреди гостиной стоял Рошка и, протягивая руку, пальцем указывал на меня. — Это все она виновата! Все из-за нее!

Его взгляд полыхал ненавистью, лицо скривилось, да и сам он выглядел, как ребенок обезумевший от горя.

Жалость острым краем полоснула по груди. Я должна помочь детям пережить их боль. Я кинулась к Рошке.