Южная роза (СИ)

              -Вы… Вы же не… Пречистая Дева! О нет!

              Она покраснела, кажется, до корней волос, а затем произнесла, путаясь в словах:

              -Вы просто невыносимы! Больше чтобы… никакого Бруно! Никаких канареек или хомячков! Даже лошадь ваша мне не нужна! Вы просто…

              Она торопливо пошла прочь, наспех попрощавшись со всеми. Мысль о том, что слова Форстера могут оказаться правдой, была просто ужасна.

              ...Да как он мог! Неужели же он…. Нет! Нет! Это не может быть правдой! Не может же он быть настолько…

              ...«…вы видели бы глазами другого, ощущали его кожей…»

              -Да что же вы за человек такой! – прошептала она, ворвавшись в свою комнату, распахивая заботливо закрытое Кармэлой окно, и подставляя ветру разгорячённое лицо.

              Ей невыносимо было думать о том, что Форстер всё это время следил за ней с помощью Бруно, да если бы только следил! Она же…

              И от мысли, что она лежала в этой кровати, обнимая пса и рассказывая ему о своих бедах, и том, что она чувствует к его хозяину, ей делалось дурно. Если бы можно было провалиться от стыда сквозь пол, она бы провалилась, нет, просто сгорела, потому что ничего более неприличного не могла себе даже представить. Она металась по комнате, не в силах совладать с собой и своими чувствами.

              ...Да каким же надо быть подлецом и мерзавцем, чтобы так поступить?

              Она вспомнила его слова в их первую встречу здесь.

              ...«Это же Трамантия, здесь такой пылкой южной красавице стоит опасаться… всего. А Бруно всего лишь пёс. Не надо видеть в нём средоточие зла. Но когда он с вами – так мне будет спокойнее».

              ...Всего лишь пёс? Всего лишь пёс!

              А потом вспомнила, как Бруно пытался остановить её взбесившуюся лошадь, как порвал записку от капитана Корнелли... Всё теперь вставало на свои места. Теперь ей понятно было его такое странное поведение, и то, что он не набросился на кладбище на Бёрда – они же родственники. И в каком-то смысле он, конечно, её охранял, но… милость божья! Она же ходила тут по комнате в одной ночной сорочке! И если он мог это видеть…

              -О нет! – она почти простонала, закрыв лицо руками.

              И желание пойти и влепить Форстеру пощёчину, а лучше - две или три, и сказать ему всё, вот всё-всё, что она о нём думает, делалось почти непреодолимым.

              ...Вы, мессир Форстер, со своим желанием получить своё любой ценой совсем не видите берегов? Ненавижу вас! Ненавижу!

              Она заперла комнату изнутри, порывисто вырвала шпильки из причёски, швырнула их на столик, тряхнув волосами, чтобы они рассыпались по плечам, и яростно стянула платье, едва не отрывая пуговицы и ленты.

              ...Для кого это всё? Она наряжалась тут как глупая курица!

              Она-то думала, что они теперь честны друг с другом, и что Форстер будет говорить ей правду! Вот она - правда! О, Пречистая Дева! А о чём ещё он умолчал?

              ...Нет! Она уедет. Уедет отсюда и никогда больше не вернётся!

              Но постепенно ярость утихала, Габриэль подошла к окну, присела на подоконник, и сидела там долго, глядя на то, как ветер клонит деревья – тёмные громады в призрачном лунном свете казались зловещими.

              А, может, он просто так подшутил над ней? Он же постоянно над ней подтрунивает! А она тут же взорвалась! Может, это всё неправда? Скорее всего, неправда… Как такое может быть правдой? Это же просто легенды! А Бруно всего лишь пёс. Просто умный пёс.

              И ей отчаянно хотелось, чтобы так и было. Потому что, вернувшись к мысли о том, что послезавтра им предстоит уезжать, она почувствовала глухое отчаянье. И не понимала, как же можно одновременно так хотеть уехать, и остаться, и так ненавидеть, и думать постоянно об одном и том же…

              Ветер усиливался, трепал кусты жимолости вдоль дома, и услышав, как где-то отчаянно хлопает ставня, Габриэль вспомнила, что в своих метаниях совсем забыла закрыть двери и окна в оранжерее.

              ...Пречистая Дева! Да там же все стёкла ветром разобьёт! А ещё собаки!

              Она схватила платье, но подумав, бросила его обратно на кресло. Надевать слишком долго, а дом уже спит, и ей всё равно никто не встретится. И набросив поверх тонкой батистовой сорочки шёлковый халат, она взяла фонарь и осторожно вышла в коридор.

              Дом и в самом деле уже спал, лишь небольшой светильник горел в холле прямо над лестницей. А значит ничего предосудительного, если она пройдёт в таком неподобающем виде, тем более, что в заброшенном крыле дома всё равно никого нет.