Всю зиму она крутилась как белка в колесе, занимаясь домом и библиотекой, и мысли о том, что будет дальше, старалась отодвигать в самый дальний угол.
И вот весна пришла. Хоть и холодная, сырая и ветреная, но вишневые и персиковые деревья проснулись, готовясь к цветению, а солнце на балконе в ясные дни уже припекало вовсю. Только не было в этой весне радости, потому что ответа на вопрос, а что же им всем делать дальше, эта весна не принесла.
Габриэль переложила корзину из одной руки в другую, и остановилась передохнуть.
-Тпрррууу! Стоять! Стоять окаянные! – прокричал возница где-то рядом.
Мимо пронеслась коляска и остановилась шагах в двадцати. Габриэль услышала своё имя и обернулась, удерживая шляпку.
-Габриэль? Синьорина Миранди? Не может быть! Какой приятный сюрприз! – навстречу ей из коляски вышел мессир Форстер собственной персоной.
Почему-то бросилось в глаза, что он безупречно одет. Светло-коричневый твидовый сюртук, зелёный жилет, трость и шляпа, сапоги из отличной кожи – Форстер выглядел, как щеголь, собравшийся на светский приём, и на этом контрасте Габриэль вдруг стало стыдно за свой неизменно-синий плащ, в котором она регулярно отправлялась за покупками. Может, ничего плохого в плаще и не было, но от сырости, грязи и бесконечной чистки ткань внизу выцвела, став почти серой. И это было полбеды, но сегодня она и перчатки надела для походов за покупками, а от частого соприкосновения с овощами в лавках и шершавой ручки корзины, вид у них тоже давно стал убогим. И о том, чтобы подавать в такой перчатке руку синьору даже речи идти не могло.
Хотя, конечно, Форстер не синьор, но от этого было лишь хуже. Габриэль вспомнила её прошлый конфуз с перчатками на свадьбе Таливерда, и почувствовала унижение и злость.
Именно этот разодетый франт с довольной улыбкой – он источник всех несчастий, что обрушились на неё в последнее время.
Габриэль вцепилась обеими руками в корзину, чтобы избежать приветствий с поцелуями вежливости, и ветер, улучив такой момент, тут же сорвал шляпку. Она забилась за спиной, как пойманная в силки птица, схваченная синими лентами.
-Синьорина Миранди! Добрый день! – Форстер удержал одной рукой свою шляпу, а другой, не мешкая, забрал у Габриэль корзину. – Позвольте, я вам помогу.
Она хотела корзину не отдавать, но та предательски выскользнула из закоченевшей руки.
-Пойдёмте в коляску, я вас подвезу.
-Не думаю, что нам по пути, мессир Форстер, - ответила Габриэль зло, водружая шляпку на место и потуже затягивая ленты.
-Вы же не знаете, куда я ехал? – улыбнулся Форстер.
-Вы ехали вниз по улице, а я шла вверх, чего же тут знать? Это, конечно, мило, что вы решили меня подвезти, но я уже почти пришла и к тому же, мне нравятся прогулки, - ответила она резко.
-Да у вас губы синие, уж простите, синьора Миранди, а нос красный. И в этой корзине обед на целую армию, вы, что же, тащили её по всей Дориатти? – усмехнулся Форстер.
-Вам-то какое дело?
-Это всего лишь вежливый жест, синьорина Миранди. Я вас просто подвезу, - он снова усмехнулся, - клянусь, руку и сердце предлагать не буду.
Если до этого у Габриэль был красным только нос, то теперь краской залились ещё и щёки, она вспомнила их последний разговор в розовом саду и задалась вопросом: да что же не так с этим Форстером?
Любой южанин после такого разгромного отказа со стороны девушки, проехал бы в коляске не то что не глядя – свернул бы на другую улицу, а с этого гроу как с гуся вода, будто и не было ничего. Стоит, улыбается, словно они лучшие друзья, внезапно встретившиеся на улице. Да ещё и шутит.
Гордость и злость подсказывали забрать корзинку, и молча развернувшись, уйти с высоко поднятой головой. Но закоченевшие ноги и руки мечтали лишь о том, чтобы сесть в эту новенькую коляску и оставшиеся пару кварталов до дома проехать, укрывшись от ветра. Это было благоразумно. И благоразумие победило гордость.
Они ехали медленно, даже слишком медленно, и Габриэль подумала, что Форстер специально попросил об этом возницу, но возражать не стала. Толстый плед укрыл её ноги, и это обстоятельство пересилило все возражения.
На втором сиденье, рядом с Форстером, лежали многочисленные коробки из магазинов, расположенных на виа Россо – улице алертских модниц, и судя по всему, в них были платья. Поверх лежала картонка для шляпы, и рядом - что-то упакованное в розовую бумагу, аккуратно перевязанное лентами. Было понятно, что весь этот ворох подарков предназначался женщине.
Габриэль почему-то стало неприятно, как будто эти коробки смотрели на неё с немым укором, и она, отвернувшись, принялась разглядывать дома.
-Как поживаете, синьорина Миранди? – спросил Форстер церемонно, и как будто с некоторой издёвкой.