Южная Звезда. Найденыш с погибшей «Цинтии»: [Романы]

— Все ясно! Конечно, это кафры! — раздались возгласы.

Но бедные негры вышли из дома еще до тоста, поднятого

Джоном Уоткинсом, сразу же, как только отпала нужда в их службе. На улице они уселись на корточках вокруг большого костра на свежем воздухе и, оказав честь остаткам пиршественных мясных блюд, готовились к музицированию в той особой манере, которая принята в стране кафров. Гитары, сделанные из тыквы, флейты, в которые дуют через нос, всевозможные гремучие тамтамы[80] уже настраивались на ту оглушительную какофонию, которая предваряет любое крупное музыкальное действо южноафриканских туземцев.

Когда им велели вернуться и каждого обыскали, они даже не могли взять в толк, чего от них хотят. Эти попытки обнаружить пропажу, как и все предшествующие, оказались бесполезными и бесплодными.

— Если вор находится среди кафров — а он явно один из них,— то он уже раз десять мог успеть спрятать украденное в надежное место! — очень проницательно заметил один из гостей.

— Это очевидно,— сказал полицейский офицер,— и существует, пожалуй, лишь одно средство заставить его сознаться — обратиться к колдуну из его племени. Этот способ иногда помогает...

— Если вы позволите,— сказал Матакит, находившийся еще среди своих соотечественников,— то я могу попытаться проделать этот опыт.

Предложение было тут же принято, и гости окружили кафров; затем Матакит, привыкший к роли колдуна, привел себя в состояние, необходимое для проведения дознания.

Прежде всего он вынюхал две или три понюшки табаку из рожка-табакерки, который всегда носил с собой.

— А теперь я приступлю к испытанию прутьями! — объявил он после первой, предварительной процедуры.

Сходив в ближайший кустарник за двадцатью длинными прутьями, он очень точно измерил их и нарезал на хлысты одинаковой длины — что-то около двадцати английских дюймов. Затем, отложив один для себя, остальные раздал кафрам, выстроенным в ряд.

— Вы можете теперь на четверть часа пойти куда захотите,— торжественным тоном обратился он к своим соплеменникам,— и вернетесь только тогда, когда услышите стук тамтама! Если вор среди вас, его прут увеличится на три пальца!

Кафры разошлись в разные стороны, явно под впечатлением этой краткой речи и прекрасно понимая, что ввиду упрощенных приемов правосудия человек в Грикваленде быстро оказывался осужденным и, не имея времени на защиту, еще быстрее — повешенным. Что касается гостей, с интересом следивших за подробностями этого спектакля, то они коротали время, комментируя каждое действие всякий на свой лад.

— Если вор среди этих людей, он и не подумает вернуться! — утверждал один.

— Ну так что же! Это и будет знаком его вины! — отвечал другой.

— Ба! Да он окажется похитрее Матакита и на всякий случай укоротит свой прут на три лишних пальца, лишь бы упредить опасное удлинение!

— А может быть, как раз на это колдун и рассчитывает: необоснованное укорочение и станет достаточной уликой!

Тем временем пятнадцать минут истекли, и Матакит, резко ударив в тамтам, созвал подозреваемых к костру. Они возвратились все до одного, выстроились перед ним и отдали свои прутья. «Колдун» собрал прутья, сложил в пучок и обнаружил, что все они совершенно одинаковы. Матакит хотел уже отложить их в сторону и объявить новое испытание — решающее для чести его соотечественников, но передумал и измерил возвращенные прутья, сравнив их с тем, что оставил у себя.

Все оказались на три пальца короче!

Бедняги сочли разумным принять такую меру предосторожности, ведь, по их суеверным представлениям, прут вполне мог удлиниться сам собой. Но это отнюдь не означало и абсолютно чистой совести: разумеется, все они успели за день своровать какой-нибудь алмаз.

Обнаружение этого неожиданного результата вызвало общий смех. Растерянный вид «колдуна» говорил о глубоком унижении, которое он сейчас испытывал: средство, в надежности которого он неоднократно убеждался у себя в краале, оказалось в условиях цивилизованной жизни совершенно бесполезным.

— Сударь, нам остается лишь признаться в своем бессилии! — сказал полицейский офицер, козырнув Джону Уоткинсу, предававшемуся в своем кресле безысходному отчаянию.— Возможно, больше повезет завтра, когда каждому, кто наведет на след вора, будет обещано солидное вознаграждение!

— След вора! — вскричал Аннибал Панталаччи.— А почему бы не мог оказаться вором как раз тот, кому вы поручили его найти?

— Что вы хотите этим сказать? — спросил полицейский офицер.

— Да ведь... ведь этот негр, взяв на себя роль колдуна, мог надеяться тем самым отвести подозрения от себя!

В тот момент, если бы кто-нибудь взглянул на Матакита, заметил бы, как тот, скривив губы в необычной гримасе, вдруг покинул зал и устремился в сторону своей хижины.

— Именно так! — продолжал неаполитанец.— Он был вместе с теми из своих приятелей, что несли службу во время обеда!.. Это хитрец и плут, непонятно почему полюбившийся господину Мэрэ!

— Матакит честный человек, я могу за него поручиться! — воскликнула мисс Уоткинс, готовая защитить слугу Сиприена.