Южная Звезда. Найденыш с погибшей «Цинтии»: [Романы]

Вечером доктор Швариенкрона снова направился к дому господина Герсебома. Он застал всю семью в сборе, но здесь уже не чувствовалось вчерашней умиротворенности и покоя. Отец молча сидел поодаль от очага, опустив руки, не привыкшие к праздности. Катрина прижимала к себе Эрика, и глаза ее были полны слез. У мальчика, взволнованного неожиданной переменой своей судьбы, горели щеки, а глаза выражали растерянность. Он не знал, радоваться ли ему или горевать. Маленькая Ванда уткнула голову в колени отца. Видны были только ее длинные золотистые косы, тяжело падавшие на хрупкие худенькие плечи. Отто, не менее других опечаленный предстоящей разлукой с Эриком, не отходил ни на шаг от своего приемного брата.

— Какие вы все грустные и расстроенные! — воскликнул доктор, остановившись на пороге.— На ваших лицах написано такое горе, словно Эрику предстоит невероятно опасная и далекая экспедиция. Не стоит печалиться, друзья! Стокгольм поит не в другом полушарии, и мальчик уезжает от вас не навсегда! Ведь многие его сверстники покидают родной дом, отправляясь в колледж. Он будет вам часто писать, в этом я не сомневаюсь. Эрик вернется домой через два года повзрослевшим и образованным. Право же, не стоит горевать. Поймите, что это неразумно!

Матушка Катрина встала. Во всем ее облике чувствовалось врожденное достоинство, свойственное крестьянкам северных стран.

— Господин доктор, Бог свидетель, как я благодарна вам за все, что вы делаете для нашего Эрика,— сказала она,— но не стоит нас укорять за то, что мы огорчены его отъездом. Муж объяснил мне, что разлука необходима. Я вынуждена подчиниться, но не требуйте, чтобы мы отнеслись к ней легко и без сожаления.

— Мама, я не поеду, если это вас так огорчает! — воскликнул Эрик.

— Нет, нет, дитя мое,— возразила добрая женщина, обнимая его.— Учение пойдет тебе на пользу, и мы не вправе лишать тебя хорошего образования. Поблагодари же, мой сын, господина доктора, который хочет тебя сделать ученым, и постарайся доказать своим прилежанием, как ты ценишь его заботы.

— Да что вы, что вы! — сказал доктор, очки которого как-то странно помутнели.— Уж не хотите ли, чтобы и я расчувствовался? Поговорим-ка лучше о наших делах. Мы ведь должны выехать рано утром. Успеете ли вы все приготовить? Говоря «все», я имею в виду только самое необходимое. Мы доедем на санях до Бергена, а там пересядем в поезд. Эрику нужно дать с собой немного белья. Остальную одежду он получит в Стокгольме...

— Вещи будут собраны,— просто ответила матушка Герсебом.— Ванда, а ведь доктор все еще стоит,— добавила она с чисто норвежской учтивостью.

Девочка поспешила подвинуть доктору большое кресло из полированного дуба.

— Не беспокойтесь, я уже ухожу,— заявил доктор.— Маляриус ждет меня к ужину. Ну как, фликка[128],— сказал он, положив руку на белокурую головку девочки,— ты на меня не очень сердишься за то, что я увожу твоего братца?

— Нет, господин доктор,— серьезно ответила Ванда,— Эрику там будет лучше. Ему нечего делать у нас в деревне.

— А ты будешь скучать без него, детка?

— Особенно станет скучно без него на берегу,— задумчиво сказала девочка.— И чайки будут скучать, и море, и дом опустеет... Но зато Эрик получит много книг и станет ученым.

— А его славная маленькая сестричка будет радоваться вместе с ним,— не так ли, детка? — произнес доктор, целуя девочку в лоб.— И гордиться братом, когда он приедет обратно?.. Ну, значит, все улажено! А теперь мне надо спешить! До свиданья!

— Господин доктор,— робко обратилась к нему Ванда,— можно вас попросить?

— Пожалуйста, фликка!

— Вы поедете на санях, и мне хочется, если позволят родители, отвезти вас до первой станции.

— Как жаль! Я уже обещал то же самое Регнильде, дочери моего управляющего.

— Она мне сама об этом сказала и согласна уступить свое место, если вы не против.

— В таком случае тебе остается только получить разрешение у папы и мамы.

— Они согласны.

— Ну, значит, и я не возражаю,— ответил доктор, уходя.

На следующее утро, когда большие сани остановились перед домом Герсебома, Ванда, как было решено накануне, сидела на козлах с поводьями в руках. Ей предстояло доехать до соседней деревни, а там доктор переменит лошадь и найдет другую девочку-возницу, и так— до самого Бергена. Любой иностранец удивился бы, конечно, столь необычному кучеру. Но уж таков обычай в Швеции и Норвегии. Мужчины, считая исполнение подобных обязанностей бесполезной тратой времени, нередко доверяют править тяжелыми упряжками десяти-двенадцатилетним детям, которые приучены к этому с малолетства.

Доктор уже возлежал в глубине саней, закутанный в меховую шубу. Эрик сел рядом с Вандой, нежно простившись с отцом и братом, грустное молчание которых красноречивее всяких слов говорило о том, как они огорчены разлукой с ним. Что же касается менее сдержанной Катрины, то она твердила мальчику сквозь слезы: