Южно-Африканская деспотия

Вован все эти доводы выслушал очень внимательно и с большинством перечисленного согласился. Но заметил, что одному со всем управляться трудно, а порой просто невозможно, и что необходимо готовить толковых помощников. И почему бы не начать прямо сейчас, когда всё еще в зачаточном состоянии. И он даже может подсказать имя этого помощника, который со всем перечисленным Бобровым может, хоть и не прекрасно, но справиться.

— Это ты о Сереге что ли? — спросил Бобров недоверчиво.

— Ну вот, видишь, ты и сам знаешь, — Вован был ироничен, чего за ним сроду не замечалось.

Боброву было не до этих тонкостей и он спросил:

— Ты когда собираешься уходить?

— Не боись, — ответствовал Вован. — Время еще есть. Как только ты скажешь, что готов, мы уйдем уже на следующий день.

И Бобров ринулся в пучину дел. Но сначала он забежал к себе. Златка что-то шила, а Апи отсутствовала.

— Милая, — сказал Бобров. — Я должен срочно отплыть в поместье и у меня еще есть куча дел, поэтому думай быстро — ты со мной?

— Ага, — сказала Златка возмущенно, и даже шитье отложила. — Бобров, ты когда-нибудь воспитаешься? Как ты вообще мог подумать, что я не с тобой?

— Я должен был спросить, — смиренно ответил Бобров, откровенно любуясь порозовевшей красавицей. — Потому что я тебя люблю.

Златка улыбнулась и что-то невнятно проворчала, словно уходящая гроза над морем. Потом сказала внятно:

— Ты смотри, не вздумай вот так вот Апи спросить. А давай-ка лучше я ей скажу.

Бобров благодарно поцеловал ее в нос и убежал.

Следующий на очереди был Серега. И вот тут Боброву пришлось выдержать настоящий бой. Серега категорически не желал оставаться в одиночестве на долгих четыре месяца. Особенно, когда узнал, что Бобров забираете собой и Петровича. Причем Серега сам признался, что, если бы Бобров уходил на те же четыре месяца в Кимберли, ему было бы неизмеримо легче.

Но, в конце концов, Бобров Серегу дожал, сказав, что не хрен уже прятаться за его спиной и что на тирана он вполне тянет. Серега на тирана обиделся, а на сатрапа не согласился, хотя это и было обычное для древних греков административное звание (что-то вроде губернатора).

Пришлось назначить его на хитрую должность — замдеспота.

Вован на этот раз явился на новом корабле, вооруженном трехмачтовой баркентиной, по идее, сочетающей в себе положительные качества шхуны и барка. Теоретический чертеж Бобров в свое время скопировал со знаменитого «Кропоткина», сгоревшего на Хрустальном мысу уже, будучи рестораном. Размерениями, конечно, новый корабль был поменьше, да и технология сборки корпуса была далеко не финской из-за чего, собственно, постройка и затянулась.

Для начала на верфи, которая оказалась маловата и здание пришлось в очередной раз расширять… Так вот, на верфи изготовили пуансон, на котором необходимо было собирать и этот и последующие корпуса. Корпусов предполагалось построить не менее десяти и поэтому пуансон изготавливали едва ли не на века, дополняя и переделывая. Сам корпус пошел потом гораздо быстрее, хотя непривычный продольный набор и непривычная многослойная диагональная обшивка весьма смущали строителей.

Так как сам Бобров с недоверием относился к клеям, будь то резорциновый или эпоксидный, то и мастера его не питали к ним пиетета и действовали по старинке — каждая планка обшивки приклепывалась к набору и нижележащим планкам медными заклепками, а между слоями обшивки прокладывалась пропитанная железным суриком парусина. Процесс, конечно, был более длительный и трудоемкий, но зато давал стопроцентную гарантию.

Корпус набирался на пуансоне вверх килем и, когда его сняли и стали переворачивать в воздухе, он слегка «играл», но все обошлось и, закрепленный в нормальном положении на достроечном стапеле, корпус показал совпадение по всем параметрам чертежа. В качестве поперечного набора были использованы условно непроницаемые переборки, которых было всего шесть, не считая форпиковой и ахтерпиковой. Корпус получился жестким и легким. Когда его стали спускать на воду, оказалось, что он был легче корпусов шхун, построенных по обычной технологии, хоть и прибавил в длину целых три метра.

Мачты хотели ставить однодеревки, но Вован нажаловался Боброву и тот прислал категорический приказ, — ставить непременно составные. Чтобы все как положено: шпиндель, фиши… И даже эскиз нарисовал, что и как. И теперь имел возможность лицезреть результат своих конструкторских трудов. Надо сказать, что этот результат, воплощенный в дерево и металл под ненавязчивым руководством дяди Васи, ему понравился. А всегда спокойный и даже где-то сонный Вован чуть ли не взахлеб рассказывал о неоспоримых достоинствах новой баркентины, которую назвали звучно и с намеком «Севастополь».