Южное седло

Ночью я отметил в своем дневнике, что обязанность руководить шерпами оставляет мне мало шансов на что-нибудь новое, и уже решил, что, будучи писателем, то есть тем, кому суждено пером на бумаге фиксировать свой опыт, я должен написать свою личную историю экспедиции. Но о чем же я мог написать? Может быть, о высоте, накладывающей мрачный налет на монотонность восхождения? Мне вспоминается чувство разочарования, стынущие руки в карманах. Пихаешь камни ногой и говоришь: «Не думаю, чтобы я увидел что-нибудь новое». Подобно мальчишке, рвущемуся в нападающие, которому вдруг сказали, что ему придется стоять в воротах, мысли застревали у меня в горле, когда 7-го числа я спустился и просил Джона, если нужно будет провести какое-то исследование, подумать обо мне. Его ответ был обезоруживающим. Чарлз Уайли и я были теми двумя, кто лучше всех мог довести шерпов до Седла. А небывалая по затрате сил заброска восемнадцати грузов (в действительности их оказалось девятнадцать) на высоту более 7900 метров будет иметь столь большое значение, что без неё завершающий штурм немыслим.

На ледопаде произошли большие события. Первым была организация лагеря II. Никому лагерь II не нравился в основном, по-видимому, потому, что он был промежуточным и все считали его плохо оборудованным. Никогда в нем не останавливались больше чем на одну ночь. Царящая в нем атмосфера пансиона низкого пошиба отнюдь не доставляла удовольствия. Радиосвязи, как правило, не было, редко работали оба примуса, а из-за глубоких проталин во льду лежать в палатках было крайне неудобно. В добавление ко всему была возможность обвала серака сверху и появления подозрительных трещин снизу. Как-то раз, когда из глубины раздался зловещий грохот, дюжина объятых тревогой голов мгновенно высунулась из палаток. Во время последнего периода «низких» забросок, когда щели расширились и стали превращаться в ледовые трещины, шерпы настояли на том, чтобы не пользоваться лагерем II и осуществлять переноску грузов за один день сразу до лагеря III. Это была не такая уж исключительная мера; с привычкой любая дорога становится легче и короче. Кроме того, после 13 мая больше не было уже послеполуденных снегопадов и тропа сохранялась в хорошем состоянии.

Несмотря на все это, мне лично лагерь II нравился. В то время (начиная с 6 мая) Грег, Тенсинг и я руководили забросками, позднее нас должны были сменить отдохнувшие Чарлз Уайли и Майк. Состав моего отряда при подъемах был разнообразным. Я мог ютиться в палатке с десятью шерпами или мог иметь отдельную палатку, покидая её только для того, чтобы проверить, как идет приготовление ужина, поболтать или разжечь примус.

Шуршание вечернего снегопада навевало пессимистические мысли о предстоящем на следующий день тяжелом труде. Я лежал и слушал, немного читал или писал и снова слушал. К 5 часам снегопад обычно прекращался, и тогда я выходил, чтобы полюбоваться темнеющим контуром Пумори, расплывающимся в дымке поднимающегося из долины снежного тумана. Высоко над ним небо было покрыто медленно плывущими облачками. Солнце уже зашло, но его отраженные лучи ещё освещали нежным серебром ближайшие очертания ледопада: колоссальные складки и белые отвесы, внезапно сменяющиеся мрачными пропастями (такая гладкая поверхность, что хотелось погладить её); дикое, но аккуратное великолепие — кубики, сложенные гигантской детской рукой. Ночь будет безоблачной звездной сказкой над черными дружественными очертаниями.

Мне нравится лагерь II и потому, что именно здесь мне удалось поближе познакомиться с шерпами. В тесной обстановке (порой по три человека в палатке) и в отсутствие других сагибов они открывали свое «я».

Поднимаясь 7 мая, после пятидневного перерыва, по ледопаду, я заметил громадные перемены в его нижней части. Ложбина превратилась здесь почти в реку. Снежные мосты угрожающе трещали под ногами, готовые провалиться в тартарары. Поднимаясь по старым следам, я внезапно очутился по колено в потоке и оцарапал пальцы о ледяную корку.

Вниз по первым зигзагам ледопада бежали многочисленные ручейки. Выше появились новые сераки, а трещины значительно расширились. По первому мосту, замененному теперь сосновыми бревнами, шерпы пробегали весьма бодро. Даже Таши Футар решился проходить по нему стоя. Однако на полпути мужество едва не покинуло его. Он покачнулся, ступил назад, зацепился кошкой... Но последовал прыжок, остальные рванули верёвку — он был уже на той стороне, а товарищи разразились хохотом.