Читаем Южнорусское Овчарово полностью

С этими словами человечек открыл дверцу машины и уселся за руль, обнаружив по пути белые носки на тонких, как птичьи цевки, щиколотках.

Не дожидаясь, пока он уедет, мы пошли домой.

Несмотря на то, что визитки делового человечка странным образом не оказалось в нашем почтовом ящике – куда он сунул ее на наших глазах, – забыли мы о нем так же быстро, как забывают о январской грозе: вроде бы и удивительное явление, но уже послезавтра его никто не обсуждает. Не тот информационный повод. Лишь в середине осени нам вдруг напомнил о нем сосед дядя Вася. И напомнил, совершенно того не планируя.

– Навоз брать будете? – позвонил он нам.

– Ой, – сказали мы, когда дяди-Васин самосвал вывалил кучу на чужой огород, – ой, не надо было этого делать.

– А что такое? – спросил дядя Вася.

Он ведь тоже считал этот бесхозный участок немножко нашим.

– Да тут такое дело… – И мы поведали о визите человечка, который теперь вполне мог предъявить права на три тонны нашего навоза, коль скоро навоз оказался на территории его юрисдикции.

– Суд выиграл, значит, – подвел итог дядя Вася. – Что делается-то.

А больше ничего и не сказал бы, если б мы его не спросили.

– У них, кто здесь жил, действительно вообще никого не оставалось? – уточнили мы.

– Никого, – подтвердил дядя Вася. – Там братаны жили с семьями. Было по пацану. Погодки. Колька и Петька, если не путаю. Утонули. Вот, один братан тогда дуб посадил, а второй – орех. Вроде как сыновьям в память.

– А которого дуб, а которого орех? – непонятно зачем спросили мы.

И непонятно почему, но дядя Вася вспомнил и это:

– Дуб – где Колька жил. А орех маньчжурский со стороны Петькина крыльца.

Когда от навозной кучи оставалась еще примерно треть, у пустого дома остановился старый задрипанный микроавтобус, из которого вылезли уже известный нам господин – судя по состоянию машины, не слишком успешно выбравшийся из переделки, – и трое мужчин рабочей наружности. Все четверо зашли во двор, после чего нам перестало быть их видно: двор был за пределами нашего поля зрения.

Видимо, изумруды приехали искать, поняли мы.

Но все было намного – нет, не страшнее, а, пожалуй, тоскливее, – чем просто неудачная шутка. То, что они сделали, было похоже на ампутацию без наркоза. Начав с правого, маньчжурского, крыльца, рабочие за девять часов, орудуя лишь зубилами и кувалдами, разобрали половину дома до несущей внутренней стены, а еще за час зашили досками зияющий торец чердака. Шлак из стен оттаскивали на носилках и высыпали прямо во дворике, тут же разравнивая кучи и наскоро утрамбовывая свежие уровни. Хозяин не принимал участия в операции: все то время, покуда рабочие разбирали дом, он спал в автобусе.

Шумно и пыльно, впрочем, не было. Навоза он не заметил.

Прошел месяц. Уже выпал тот снег, который не тает до весны. За весь месяц никто не посещал прооперированный дом, и тот самостоятельно зализывал раны. Сперва исчезли черные следы копоти на побелке торцовой стены, что раньше была внутренней и вплотную к которой когда-то примыкала печка разобранной половины. Затем затянулась длинная кривая трещина, распоровшая стену над окном, но еще оставалась острая кривизна углов там, где не существующие больше стены ранее смыкались с внутренней – а теперь торцовой – стеной. Уполовиненный дом, хоть и выглядел до крайности нелепо, все-таки выжил и даже начинал выздоравливать. Что касается смысла, который содержался в поступке его странного хозяина, то тут мы ничего не понимали. Сначала думали, что разобранная половина была до такой степени аварийной, что требовала экстренного сноса. Но в оставшейся жилой части никто не поселился, поэтому версия о срочной необходимости сохранить ее ценой устранения второй половины – провалилась. Все возможные резоны ускользали от нас, и мы, наверное, так и не смогли бы придумать никакого объяснения случившемуся, но вскоре низенький человечек посетил свое владение в третий и последний раз.

Он приехал под вечер и один. Мы не видели, как подъезжал автобус, и не слышали лая соседских собак. Мы даже не слышали звука бензопилы, что, в общем-то, не было слишком странным – ни одного окна на первом этаже не выходит у нас на север, а мы в тот момент как раз находились внизу, обедали поздним обедом и смотрели медицинский сериал. Скорее, мы почувствовали толчок, нежели услышали удар. Но и после этого еще не сразу пошли проверять, не случилось ли чего – может, в забор кто-то нечаянно въехал или еще что-нибудь, такое же малоприятное. Когда мы увидели то, что увидели, к месту происшествия уже сбегались соседи. Кто-то из них и вызвал скорую помощь.

Маньчжурского ореха, привычно закрывавшего нам обзор подъездной дороги, не было, и сначала нам в глаза бросился ярко-желтый дом Рябуховых, который прежде был не виден из наших северных окон на втором этаже. Только в следующее мгновение стало ясно, что нету большого дерева, заслонявшего и рябуховский дом, и дорогу. Когда мы пришли за подробностями, к месту ЧП уже подъезжали и скорая, и милицейская.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза