Южнорусское Овчарово

Работает Соник монументально. Никогда не режет холсты вдоль, а только поперек – отрезает от рулона нужную длину, метра три или четыре – или, был случай, семь. А ширина обычно устраивает его стандартная: два десять. Или два сорок. Или два семьдесят. Иногда – не очень часто – он берет две ширины и сшивает их, сгорбившись, на допотопной швейной машинке с ручным приводом. Со стороны это выглядит так, будто проштрафившегося пирата усадили в трюм чинить паруса. Какое там НБА – Соник был бы совершенно органичен бушпритам, мачтам и стеньгам, ему бы очень подошло стоять на пертах, почти не держась за рею, но и в своей мастерской, рядом со спинакерами и генакерами полотен, он тоже выглядит уместно. На их фоне он даже не кажется слишком высоким.

– Ты жалкий маленький трус. Заткнись, достань лучше телефон. Ну на. Опять подсветить фоточку?

Именно потому, что подрамники нужного Сонику размера не вмещались в стандартную городскую квартиру, Соник и стал жителем Южнорусского Овчарова. Дом в деревне он удачно купил в странное, непонятное время – в 2001 году, когда цены на квартиры во Владивостоке назначались как попало из головы, а дома в шестидесяти километрах от города не стоили дороже пяти тысяч долларов. В голове Соника тогда возникло сразу несколько цифр, он выбрал среди них самую графически красивую и композиционно уравновешенную, агент кивнул, а уже через пару недель бригада северокорейских строителей рушила под присмотром Соника внутренние стены и перекрытия в почти жилом кирпичном коттедже на берегу овчаровского лимана. Оставшихся от квартиры денег Сонику хватило не только на покупку и реконструкцию дома, но и на несколько лет вполне безбедного существования, включая путешествия, а также, под занавес, – на приобретение хромой лошади, которую он выкупил у забойщиков. «Недвижимость за недвижимость», – констатировал он, имея в виду обмен последних квартирных денег на кобылу, предпочитающую всем аллюрам единственный: стоять. Лошадь стояла под сливой в Сониковом саду, слегка поджав правую заднюю ногу, и благодарно трогала Соника губами в щеку, когда он подтаскивал ей очередную охапку скошенной травы. Наклоняться ей для этого не приходилось, наоборот – она слегка тянулась вверх. Соник еще построил лошади зимнее стойло, и тут деньги иссякли уже полностью. Впрочем, после их окончания вдруг начали продаваться Сониковы парусоподобные картины – хоть и редко, зато метко: дорого и сразу по несколько штук. Соник считал, что коммерческий прорыв произошел благодаря хлопотам Франциска Ассизского, оценившего его, Соника, заботу о хромой кобыле. «Если бы не Соник, быть бы кобыле кониной», – шутили соседи Соника. У нас тут вообще многие любят пошутить, Соник уже начал опасаться, что у него лицо когда-нибудь заржавеет держать улыбку, настолько часто приходится быть вежливым.

– Ну и подсветить. Ну и подсвети. Ну и подсвечу.

В Давидовку он пошел, потому что в тамошний круглосуточный магазин привезли «Беломор», а в Сониковом саду еще в июне обнаружился внезапный кустик особого сорта лебеды, в августе доросший наконец до своего часа. Держать его дальше Соник счел слишком рискованным: макушка растения уже переросла крышу веранды и стала заметна со стороны улицы, хотя, конечно, кто бы там чего разглядывал – у всех в огородах что-нибудь да растет. У некоторых даже дыни вызревают, и ничего, никто не крадет.

Но Соник, косивший в тот день траву для лошади, почти нечаянно махнул триммером лишку, свалил куст и вечером отправился за «Беломором» в соседнюю деревню. Пошел пешком, хоть и поколебался некоторое время в выборе между велосипедом, машиной и собственными ногами. Ноги победили: у велосипеда оказалось спущенное колесо (кто-то из собак откусил ниппель), а машина проиграла тендер, потому что движение – жизнь, здоровье и все такое. Если бы победила лень, уже бы давно лежал дома на полу и смотрел «Ледниковый период»: сколько лет было интересно, как это дело пойдет под лебеду, да все не удавалось собрать ингредиенты в одну тарелку – то, например, Амстердам есть, но нету «Ледникового периода», то «Ледниковый период» вот он, да местность вокруг неурожайная. Наконец сложилось. И Соник пошел за папиросами.

Когда он вышел из Давидовки с нетяжелым грузом пачек, рассованных по карманам, на линию горизонта тяжело и важно взгромоздилась почти полная луна. Было светло и даже ярко – грунтовая дорога просматривалась далеко вперед, поблескивая вкраплениями кварца. Ветра не было, вокруг стояли тишь да гладь, но идти было неприятно. Сонику все время казалось, что он идет не в ту сторону, и он несколько раз экзаменовал дорогу на соответствие ориентирам: расщепленный дуб есть? – да, вот он, справа; шина от «КамАЗа» перед развилкой? – да, вот шина, вот и развилка. Что не так? – все так. Все не так.