Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка

Рапорт этот, сохранившийся в материалах полкового следствия, содержал неверные сведения: полковой казначей капитан Бабаков в этот момент не был болен, он находился в Балтской комиссии, где тоже принимал для полка деньги. Очевидно поэтому, что никакой «корпус офицеров» Майбороду «за казначея» не избирал, поехал же капитан в Москву по прямому приказу Пестеля и с ведома дивизионного командира, князя Сибирского.

«Майборода, – сообщается в “окончательном” докладе по этому делу, подготовленном в 1832 году Аудиториатским департаментом, – явясь в Московскую комиссию, получил от оной сукно и краги; а как Пестель по той ведомости требовал и деньги, то Комиссия, не имея разрешения от своего начальства на отпуск оных, выдала однако же Майбороде 9-го февраля 1825 года 2000 рублей, но выдачею прочих денег остановилась»[142].

Отправляя Майбороду в Москву, Пестель приказал ему в случае какой-либо заминки, связанной с отказом выдать деньги, немедленно забирать полковое требование и возвращаться назад. Однако капитан приказа не исполнил и, «будучи не удовлетворен во всем по табели и ведомости, жаловался о том бывшему генерал-кригс-комиссару Путяте»[143].

Василий Иванович Путята, возглавлявший в 1821–1822 годах Московскую комиссариатскую комиссию, а затем руководивший комиссариатским департаментом Военного министерства, был, скорее всего, старым знакомым Пестеля. По крайней мере, точно известно, что в конце 1810-х годов Пестель и Путята состояли в одной масонской ложе – ложе Трех добродетелей[144].

Кроме того, генерал-кригс-комиссар был отцом известного пушкинского приятеля и литератора Николая Путяты. В показаниях Майбороды сохранилось любопытная подробность: перед отъездом Пестель давал ему «наставления», как себя в Москве вести. При этом командир полка заметил, что генерал-кригс-комиссар «всегда был к нему ласков». А на вопрос Майбороды «не принадлежал ли и он к тайному обществу», ответил: «Нет, сын его наш»[145].

Получив жалобу Майбороды, Путята-старший отдал приказ незамедлительно выдать недостающие суммы.

«Почему Московская комиссия к прежде отпущенным 9-го февраля двум тысячам рублям, выдав Майбороде 16-го марта 2000 рублей и 1-го апреля еще 2000 рублей, донесла о том 30 апреля 1825 года Комиссариатскому департаменту и уведомила того же числа Пестеля и Балтскую комиссию; но сия, до получения еще такового уведомления, и именно 26-го февраля того года, по вступившему в оную от Пестеля рапорту, те же ремонтные и амуничные деньги на 1825 год, всего 4759 рублей, 18 ³/₄ коп[ейки], отпустила полковому казначею Бабакову. По сему одни и те же деньги по требованиям Пестеля выданы из комиссии двойным числом»[146].

Однако деньги из Московской комиссии до Пестеля не дошли: Майборода их попросту присвоил. В этом едины и официальные документы следствия, и мемуары, и свидетельства военного историка Л. Плестерера, работавшего с исчезнувшими уже в ХХ веке материалами полкового архива вятцев[147].

С точки зрения обыкновенной человеческой логики присваивать эти деньги было весьма глупо. Майборода по службе был полностью зависим от Пестеля, при этом полковник давал ему немало возможностей для карьерного роста. Кроме того, если бы победила замышляемая Пестелем революция – карьере Майбороды позавидовали бы многие. Растрата же означала крах всех его надежд.

Но и для Пестеля эта растрата означала большие неприятности. Опасаясь, что отсутствие денег из Московской комиссии будет вскрыто на инспекторском смотре, командир полка уговорил нескольких офицеров подписать вместе с ним полковую книгу, в которой содержалась запись о «наличии» этих денег. Согласились на это десять офицеров-вятцев, сослуживцев Пестеля[148].

Естественно, что личные отношения Пестеля и Майбороды после этой истории были разорваны. О растрате Пестель узнал в начале лета 1825 года, и после этого, по его собственным показаниям, «весьма сухо» обходился с капитаном[149]. Однако несмотря на «сухость» обхождения Пестеля Майборода имел все основания полагать, что командир покроет и будет продолжать покрывать его растраты. Иначе под «ответственностью» окажутся и он, и вся его тайная организация. Понимал он, что недостача в полку не будет раскрыта и замешанными в «операции» Пестеля дивизионным и бригадным командирами.

Растрату капитана Пестелю необходимо было восполнить, в противном случае история с двойной выдачей сумм могла вскрыться в любой момент. Между тем, сам Пестель был беден, жил только на жалованье, и денег для этого у него оказалось.