Твердохлеб промолчал. Утешать не имел права, пугать не хотел. Миссия не из привлекательных. Откровенно говоря, все эти директора, руководители трестов, пышно именуемые "командирами производства", которые норовили тем или иным способом обмануть государство, не вызывали у Твердохлеба никакого сочувствия. Он не верил в зловещее сплетение случайностей, в неблагоприятные обстоятельства, трагические недоразумения и просто в слепой рок. Потому что во всех случаях выходило так, что убытки и ущерб выпадали только на долю государства, так, будто государство представлялось этим людям каким-то бездонным котлом, в который каждый мог запускать руку, сам не кладя туда ничего, но вылавливая при этом самые лакомые куски. Для юриста преступление - это симптом личного или социального неблагополучия. Странно было бы иметь дело с людьми, которые бы являли собой пример благополучия и личного, и социального - и в то же время становились на преступный путь. Даже железный формализм права становился порой бессильным перед этим явлением, и приходилось квалифицировать такие действия, подбирая к ним не одну, а несколько статей Уголовного кодекса. Что это? Несовершенство кодекса или рождение новых категорий преступников? От этого "новаторства" Твердохлебу становилось неуютно жить на свете. Может, мы слишком долго и часто пытались объяснить все пережитками капитализма, пока не обнаружили, что уже имеем и свои собственные недостатки, бороться с которыми не умеем и не знаем как? Этот молодой директор с нахальными глазами был, очевидно, одним из таких новейших пережитков. Пережиток, который, собственно, еще и не жил. Скорее, недожиток.
- Ваша фамилия Дубограй? - уточнил Твердохлеб.
- Смешная, правда? Она меня и подводит. С такой фамилией сплошное беспокойство. Все ждут от тебя чего-то веселого, шуток, розыгрышей. Ну вот и доигрался.
Твердохлеб испугался, что не сумеет сохранить полной объективности, услышав эти разговорчики о фамилии. У Ольжича-Предславского фамилия слишком серьезная, исторически важная, у Дубограя смешная и легкомысленная, и все это странным образом сплетается вокруг него и требует решений, уступчивости, доброты, милосердия.
- Я бы хотел ознакомиться с вашим хозяйством, - сухо произнес Твердохлеб.
- Это мы мигом. Я сам с вами...
- Нет, нет, вы работайте, - запротестовал Твердохлеб. - Дайте мне какого-нибудь незанятого человека, чтобы не было...
- Незанятых найти можно. Незанятые у нас теперь есть повсюду! Я выскочу на минутку, а вы тут у меня...
Твердохлеб решил капризничать до конца.
- Не нужно и этого, - остановил он директора уже у двери. - Зачем вам бегать? Директор - и бегает. Я уже сам увидел тут у вас незанятого человека...
- Вы? Увидели? Когда же вы успели? - Директор от удивления хотел присесть на подоконник, но промахнулся и чуть не упал. Оперся спиной о стену, стоял, забавно наклонившись к Твердохлебу, хлопал глазами, утратившими нахальство и ставшими мальчишески-наивными. - Кто же это, если не секрет?
- А ваша секретарша. Как ее? Люся? У нее здесь, как мне кажется, совсем нет работы. И должность эта не нужна. Наверное, и в штатном расписании она не значится, а записана как-то иначе.
- Точно, - прошептал директор.
- Ну вот и прекрасно. То есть прекрасно не то, что вы нарушаете штатное расписание, а то, что Люся проведет меня по вашим лабиринтам. А затем договоримся о дальнейшей нашей работе.
Директор вышел с Твердохлебом в приемную с настроением, совершенно не отвечающим характеру его фамилии.
- Покажи, Люся, товарищу следователю наше хозяйство, - вяло произнес он. - А ко мне никого не пускать! Гони всех!
- Что вы сделали с нашим директором? - зашипела Люся на Твердохлеба, когда они вышли на выщербленные ступеньки. - Вы видели, какой он? Что вы с ним?..
Твердохлеб пожал плечами:
- Я ничего с людьми не делаю. Это не моя профессия.
- Вы знаете, где он учился? - продолжала наступать на него секретарша, словно ощущая в Твердохлебе угрозу не только директору, но и всем остальным, а прежде всего себе. - Он окончил институт цветных металлов в Москве. Мечтал о необыкновенной работе, а его прислали сюда!
- То есть в Киев, - уточнил Твердохлеб.
- Ну, Киев! Ну и что же? Для такого специалиста...
- Что ж, Киев - это, пожалуй, лучше, чем Норильск, - не без иронии заметил Твердохлеб, стараясь не отставать от девушки, которая от возбуждения едва не бежала. - Или, может быть, Дубограй хотел добывать золото в Навои?
- Но не собирать же старые медные чайники и допотопные примусы! огрызнулась секретарша.
Твердохлеб вздохнул.
- Я знаю только то, что все нужно делать честно.