Читаем Южный комфорт полностью

В ту ночь он не заснул. Слонялся по комнате, пробовал читать, но не мог сосредоточиться. В шкафах были одни только классики, а на классиков в этот раз не хватало сил. Где-то под утро попал ему в руки томик Гоголя из брокгаузовского издания. Статьи, каких давно уже не издают и еще раньше перестали читать. Раскрыл наугад. Статья называлась: "Что такое губернаторша". Советы жене калужского губернатора Смирновой: "Надобно вам знать (если вы этого еще не знаете), что самая безопасная взятка, которая ускользает от всякого преследования, есть та, которую чиновник берет с чиновника по команде сверху вниз; это идет иногда бесконечной лестницей. Эта купля и продажа может производиться перед глазами и в то же время никем не быть замечена. Храни вас бог даже и преследовать".

Он перелистывал дальше: "Приставить нового чиновника для того, чтобы ограничить прежнего в его воровстве, значит сделать двух воров вместо одного. Система ограничения - самая мелочная система. Человека нельзя ограничить человеком. На следующий год окажется надобность ограничить и того, который приставлен для ограничений, и тогда ограниченьям не будет конца".

Гоголь писал эти горькие слова, когда ему было столько лет, сколько ныне Твердохлебу. Только Гоголь был гений, а он - лишь человек для тех самых "ограничений". Какая тщетность!

Страшная ночь, в которой все валилось, крушилось, погибало, ночь, напоминавшая ему самое ужасное весеннее утро на Куреневке. (Не хотел вспоминать - само вспоминалось.) Эта ночь не принесла Твердохлебу ничего, кроме открытия полного отчаяния: его послушность использована коварно и недостойно, Кострица - жертва клеветы, а сам он - жертва глупой шутки, коварства Нечиталюка или еще чего-то неразгаданного.

Пожалуй, недаром в их отделе, где все имели прозвища, его называли Глевтячок*. Невыпеченный, сырой продукт таинственного происхождения. Чувство достоинства демонстрировал редко, чувство юмора было спрятано так далеко, что и сам его не замечал. Можно ли все на свете заменить трудолюбием и старательностью? По крайней мере, в такую несчастную бессонную ночь охотно веришь в подобную возможность. К тому же в этой квартире от бессонницы и отчаяния могли спасти книжки. Книгами были набиты все комнаты, передняя, коридоры, даже кухня, где собиралось все о пище, доме, саде, одежде, моде, прихотях, чудачествах. Вообще говоря, людям оставалось тут мало места для нормальной жизни, книги вели хотя и молчаливое, но упорное наступление на них, захватывая все новые и новые участки огромной квартиры, жадно пожирая кислород, угнетая их своей тяжелой мудростью, многоязычностью, просто неисчислимостью. Но в минуты душевного разлада книги приходили на помощь, словно добросердечные люди. Даже не обязательно нужно было читать ту или иную книгу, достаточно было подержать в руке, переставить на другое место и вроде становилось как-то легче на душе, ты отгонял от себя надоевшую мысль, вокруг которой упрямо перед тем кружил, как пьяный корабль или однокрылая муха.

______________

* Глевтяк - мякиш невыпеченного хлеба.

Где-то перед рассветом дверь неслышно отворилась, и в комнату вошел Тещин Брат. Высокий старый человек, с пожелтевшими тусклыми волосами и сухой, бугристой кожей, как у рептилий. Он здесь жил давно. По ночам не спал. Слонялся из угла в угол. Если находил собеседника, мучил его бесконечными воспоминаниями своего прошлого. "Это было со мною и со страной". Его студенческие годы прошли еще до нашей эры. Гонял яхты по Матвеевскому заливу. Влюблялся. Потрясал. Воевал. Довольно доблестно. Занимал должности, порой значительные. Теперь - ничего. Одна жена умерла. Вторая выгнала из квартиры. Перпенс - то есть персональный пенсионер. А Ольжич-Предславский, его ровесник, до сих пор развивает международное право и не устает. Ольжичи-Предславские. Ха!

- Что, Твердохлеб, - хрипловатым, как у старого пирата, голосом сочувственно спросил Тещин Брат, - попал в дьявольскую орбиту? Выходи из нее по спирали. Вывинчивайся. Как говорит Ольжич-Предславский: "Эмоциональные стрессы в семье значимы постольку, поскольку они гонят человека из дому и толкают его на контакты с правонарушителями". Так что берегись, чтобы не оказаться в объятьях у делинквентов*.

______________

* Делинквент (лат.) - правонарушитель.

- Делинквентов я не боюсь, - пытаясь подхватить шутливый тон Тещиного Брата, сказал Твердохлеб. - Делинквенты - это моя профессия. А сегодня я, пожалуй, просто утомлен и раздражен.

- Сегодня или вчера?

Твердохлеб не понял. Но и переспрашивать не было сил. Только взглянул вопросительно на Тещиного Брата.

- Раздражен вчера или сегодня? - переиначил тот свои слова.

- Разве это имеет значение?

- Я говорю: уже сегодня. Нужно спать, а не спать еще труднее. Спираль и орбита.

- А-а. Ну да.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза