Южный комфорт

Он подошел к ней вплотную, молча взял из рук кассовый чек, заученным движением, как для подписи казенных бумаг, достал шариковую ручку и быстро написал номер своего служебного телефона. Сказал охрипшим, чужим голосом:

- Будьте любезны, позвоните мне, пожалуйста, завтра на работу. Завтра или когда захотите. Я буду ждать хоть до конца жизни.

И ушел, сунув чек ошарашенной женщине.

Мальвине сказал:

- Я ошибся. Каракуль синтетический.

Мальвина ни в чем не заподозрила его, потому что он никогда не давал оснований для подозрений. Мужчина нудный, как великий пост. Да, собственно, какое ей дело до этого мужчины? С некоторого времени он для нее безразличен и чужд. А Твердохлеб, если бы вдруг пришлось как-то объяснять непостижимый этот поступок, наверное, впервые в жизни попытался бы выкрутиться, сказав, что ищет свидетелей по делу с телевизорами. Впрочем, объяснение это придет потом, немного позже. Как, где, когда? Сплошные наречия, которыми переполнена наша жизнь.

МЕСТОИМЕНИЕ

А все началось с профессора Кострицы. Этот материал у Твердохлеба забрали. Вызвал Нечиталюк и сказал:

- Принеси мне заявление на профессора Кострицу.

Когда Нечиталюк был на "ты", за этим стоял Савочка. Уж это Твердохлеб знал точно.

- Нести, собственно, еще нечего, - объяснил Твердохлеб. - Я только начал знакомиться с обстоятельствами...

- Тем лучше, - потер ладони Нечиталюк (скоростное потирание ладоней, как смеялись в прокуратуре). - Меньше надо будет передавать...

- Я так понял, что уже не возвращусь к этому?

Нечиталюк продемонстрировал ему еще более скоростное потирание ладоней. Так, словно вскочил в теплую хату с большого мороза.

- Кажется, ты не можешь пожаловаться на безработицу?

- Да нет. Можно сказать: к сожалению, нет.

- То-то. Давай мне все, что вытряхнул из Кострицы, и забудь навеки.

Твердохлеб мог бы сказать Нечиталюку, что теперь уже забыть невозможно, потому что это неначатое дело перевернуло всю его жизнь. Но не сказал ничего. Не привык никогда говорить о своем личном, или, как выражался Нечиталюк, нырять в собственные неврозы. К тому же Нечиталюк не принадлежит к людям, перед которыми хочется исповедоваться. Он сам неустанно повторял: "Передо мной исповедуются только преступники". Но при этом потирал руки и подмигивал, намекая на то, что и преступников никогда не выслушивает как следует, а так: в одно ухо впускает, в другое выпускает.

- Ладно, - сказал Твердохлеб, - я подготовлю свои выводы.

- Да какие еще выводы, какие выводы! - испугался Нечиталюк. - Забудь и все! Суду ясно?

История была неприятная и гадкая. В прокуратуру обратился с заявлением молодой доктор наук, обвиняя профессора Кострицу. То ли он попал к Савочке, то ли еще выше, значения не имело никакого, потому что заявление его все равно оказалось в их отделе, должно быть, Савочка поручил его Нечиталюку, а тот, не имея никакого желания конфликтовать со "светилами", потихоньку спихнул Твердохлебу - пусть тянет.

- Старик, - потирая руки, вздохнул Нечиталюк, - ты же знаешь: я перед наукой раб. А ты в их сферах свой человек. Как говорится, витаешь...

Намекал на Твердохлебового тестя Ольжича-Предславского, на то, что Твердохлеб живет в профессорской квартире, витает в сферах...

- Ну, витаю, - сказал Твердохлеб. - Давай уж показывай, что там...

В заявлении о науке и речи не было, а о высоких достоинствах ученых и того меньше. Молодой доктор устроил свою беременную жену в клинику профессора Кострицы, дал профессору через его ассистентку довольно значительную сумму денег (семьсот рублей), чтобы тот должным образом приглядел за женой. Кострица деньги будто бы взял, а женщина все же умерла. Просто и страшно.

Твердохлеб отодвинул бумагу Нечиталюку.

- Достаточно ли такого заявления, чтобы начать дело против человека заслуженного, известного, скажем прямо, весьма ценного для общества, уникального специалиста? Заявление - и никаких доказательств. Свидетелей не будет, хотя он здесь и ссылается на ассистентку. Все безнадежно.

- Все на свете начинается с заявлений, - самодовольно потер руки Нечиталюк. - Ты думаешь, откуда бог узнал, что Ева съела яблоко с запрещенного райского дерева, да еще и Адаму дала? Дьявол ввел ее в искушение, а затем сам же и просигнализировал господу богу!

- Кажется, история эта не вошла в учебники криминалистики? - Твердохлеб прятал руки под стол, не желая брать заявление, которое подсовывал к нему Нечиталюк. - Если на то пошло, то это, скорее, был первый роман, с которого начинается вся мировая романистика. Но ты ведь романов не читаешь - сам хвастался.

- Не читаю, потому что я Нечиталюк! Мой предок был казаком, променявшим перо на саблю, чернила на кровь, слово на действия, и так добывал славу и волю! Может, кому-нибудь такой предок не нравится, а мне нравится, еще и очень! А с этим заявлением... Не в нем суть.