Южный мир

Кутиосса хотела бы соврать очень многое, но два менталиста всё время держали её под контролем и она не могла сказать ничего кроме того, что сама считала правдой. Она не заметила, что последнее высказывание вызвало резкое недовольство всех членов суда.

— Ну что же, по числу любовников я склонен верить, что ты, Кутиосса Алангита, действительно готова броситься на призывный взгляд любого красивого и знатного мужчины. Ответь: говорил ли царевич тебе что-либо до того, как ты оказалась в его объятиях?

— Нет, ни слова.

— Тогда первое твоё выражение отводится. Ты сама пылала от похоти, как я видел на пиру, и не была соблазнена вступить в связь. Теперь рассмотрим второе. Он так ласкал тебя при всех, как можно ласкать лишь наедине. Возражала ли ты?

— У меня не было сил возражать. Он властно делал со мной всё, что хотел, и при этом так, что я изнывала от наслаждения и желания ещё большего наслаждения.

— Значит, ты подтвердила, что в этом случае ты вела себя не как высокородная гражданка, которая должна сохранять достоинство даже в страсти, а как блудница-служанка из таверны или, ещё хуже, рабыня из публичного дома. Ведь именно они бросаются на первый же призывный взгляд мужчины и отвечают на любые его ласки, особенно если они приятны.

В этот момент Кутиосса в первый раз почувствовала, какая пропасть разверзлась перед нею. Она заплакала, следя при этом за изяществом движений и стремясь разжалобить судей своим видом. Судья непреклонно продолжал:

— Рассмотрим третье твоё возражение. Он подал тебе мысль, что приятнее всего любиться всю ночь на роскошной постели, а не на циновке в походном шатре царевича. Но ведь тебе эта мысль понравилась? Ты высказала согласие с нею? Я спрошу свидетеля всего этого. Хан Улугай, что сказал царевич и что ответили женщины?

— Я точно не помню, что сказал царевич, поскольку был опьянён ароматами и поцелуями. Но он действительно сожалел, что придётся нести возлюбленных на неподходящие для их сана и страсти ложа и что лучше всего было бы на широкой и роскошной кровати. Кутиосса закричала, что и она этого хочет, и чтобы принц нёс её в её дворец, а Эриосса прошептала мне на ухо что-то типа: "Неужели ты такой трус, что отнесёшь меня на жёсткое военное ложе, когда сестрица будет наслаждаться на настоящем ложе любви?"

Собрание не смогло подавить смех. Обе сестрицы действительно были достойны друг друга.

— А теперь я задам ещё один вопрос: как случилось, что вы, четыре любовника, пропустили даже льготный срок? Ведь вас вытащили из объятий друг друга после восхода солнца.

— Я ничего не видела и не слышала, кроме ласковых слов любимого и его глаз. Я ничего не чувствовала, кроме его железных объятий и его сладчайшего копья, пронзавшего меня, — плача, сказала Эриосса.

— Я тоже, — сквозь слезы согласилась Кутиосса.

— А я каюсь: потихоньку подсказал Улугаю, что надо бы задержать этих развратниц в объятиях после восхода солнца. Мне хотелось, чтобы они навсегда лишились возможности позорить нас всех, — неожиданно жёстко ответил Тлирангогашт.

— Я подтверждаю, — сказал хан. — Но я не думал ни о чём, кроме страсти. Я совсем потерял голову и сам пропустил бы солнце.

— Аватар Кришны! — прошипела на Тлирангогашта Кутиосса.

А вот народу такой ход царевича понравился.

— Военная хитрость! — закричали граждане, и судье пришлось пустить в ход молоток.

Доволен был и царь Ашинатогл. Наследник ещё раз проявил себя прекрасно. Царь лишь мысленно добавил: "Хитрость не только военная, но и политическая".

Князь Тлиринташат Лангиштский сидел на скамье судей, как на раскалённой печи. У себя он давно снял бы головы обеим дочкам. Здесь надо было мужественно выносить всё это позорище, потому что у старков такие законы, что в мирное время даже раба неопозоренного нельзя убить без разбирательства!

— Что вы требуете в качестве наказания для своих жён? — обратился судья к мужьям, после заявления иска стоявшим с каменными лицами, поскольку к ним не обращались.

— Позорнейшего из видов развода. Того, который мы сами имеем право дать, не хватает для их пакостей, — сказал Чусс.

— Того же, — присоединился Сир.

— Что вы требуете для их любовников?

— Ничего, как я уже говорил, — на сей раз первым высказался Сир. — Мне даже жалко было Улугая, когда эта бесстыдница его атаковала, Очищение им назначайте сами. Мы отказываемся от права поединка со всеми признавшимися любовниками, но сохраняем его, если кто-то из их любовников по трусости не сознался и не встал в число исследуемых.

— Эти трусы все сознались! — прошипела Эриосса.

— А я ещё назову генерала Асретина, наставника Элитайю… — заговорила Кутиосса, но восстановившие контроль над ней священники жёстко сказали:

— Смертный грех лжи, дочь моя! Отягощённый тем, что ложь явилась лжесвидетельством.

Судья одёрнул свою тогу, поднялся и заявил: